От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен

Промышленная революция

Как уже отмечалось, политика централизованного планирования стимулировала прирост инвестиций в промышленный сектор, а коллективизация сельского хозяйства позволила ускорить экономический рост: в 1928–1940 гг. ежегодный прирост экономики составлял 5,3 %, что является весьма внушительным показателем даже по меркам «восточноазиатского чуда». Наблюдался стремительный рост экономики городов, несмотря на то что деревня, напротив, переживала тяжелые времена[69]. Темпы роста сельскохозяйственной отрасли оставались на крайне низком уровне. Стратегия «сверхиндустриализации», продвигаемая Преображенским и Фельдманом, требовала, чтобы средства, произведенные в промышленном секторе, реинвестировались в этот же сектор, что должно было привести к быстрому росту этих отраслей, а также к росту основного капитала. Типичной отраслью производства средств производства было машиностроение, и в 1928–1937 гг. в ней действительно наблюдалось одиннадцатикратное увеличение объемов выпуска. Однако здесь следует упомянуть, что в сфере производства военной техники за аналогичный период произошло семидесятикратное увеличение объемов, что частично может объясняться низким начальным уровнем производства. После 1937 г. производство в машиностроительном секторе сократилось, поскольку наращивание военного потенциала с этого времени стало производиться в ущерб гражданским отраслям экономики. Так страх перед нацистской угрозой повернул вспять практическое воплощение теории Преображенского.

Несмотря на то что роль сферы услуг в Советском Союзе явно недооценивали, она также демонстрировала определенный рост — в 1928–1940 гг. объем производства здесь увеличился в 3 раза. Строительство, которое было ключевым аспектом процесса стимулирования инвестиционного оборота, было приоритетной отраслью в 1928–1937 гг., однако впоследствии, с повышением роли военнопромышленного комплекса, оно утратило свое значение. При этом на протяжении всего периода наблюдался устойчивый стремительный рост транспортной отрасли. Образование и здравоохранение демонстрировали ежегодный прирост в размере 12 %. В 1937–1940 гг. быстрыми темпами росло производство продукции военного назначения. Низкие темпы роста наблюдались в жилищном секторе, а также в сфере розничных продаж и предприятий общественного питания.

Сектор производства сырья, который включает такие отрасли, как сталелитейная, угольная, нефтегазовая, химическая, цементная промышленность и прочие аналогичные производства, составлял более весомую часть советской промышленности, чем машиностроение или военные товары. При этом темпы роста последних все же были более высокими, хотя следует отметить, что и производство сырья росло достаточно стремительно.

Приоритет в этот период имела черная металлургия. Так, производство чугуна выросло с 3,3 млн т в 1927–1928 гг. до 14,9 млн т в 1940 г., а выпуск стальных чушек — с 4,3 до 18,3 млн т. При этом прироста в производстве чугуна удалось достичь путем строительства и реконструкции 42 доменных печей. Советский Союз стремился перенять лучшие американские практики в этой области, что побудило руководство страны прибегнуть к технологическому сотрудничеству с чикагской компанией Freyn Engineering и кливлендской фирмой МкКее (штат Огайо), под руководством которых российским ученым удалось спроектировать доменную печь объемом 930 куб. м и в начале 1930-х гг. построить 22 таких печи в разных регионах страны. Следующим их достижением стала разработка печей объемом 1200, а в 1937 г. — 1300 куб. м. Последних в СССР насчитывалось 5 штук, с учетом этого масштаб советского производства в этой отрасли был вполне сопоставим с крупнейшими американскими предприятиями этого периода[70].

Четырехкратный рост в металлургии и сталелитейной промышленности стал возможен из-за реконструкции старых заводов и создания новых производственных мощностей, строившихся «с нуля». Так, например, около трети новых мощностей по выплавке чугуна пришлось на наращивание или реконструкцию производства на заводах Украины, которые строились еще в XIX в. Реконструированные объекты включали чугунные и сталелитейные заводы Алчевска, Днепропетровска, Енакиево, Юзовки, Керчи и Макеевки. Оставшиеся две трети прироста пришлись на совершенно новые заводы. На юге России возникли металлургические комбинаты в Кривом Роге, Азовсталь и Запорожсталь, предназначенные для переплавки керченской и криворожской руды с использованием донецкого угля. Недалеко от Москвы возникли такие предприятия, как новолипецкий, новотульский заводы, был реконструирован завод в Косой Горе под Тулой, здесь плавили литейный чугун. На Урале был построен НовоТагильский металлургический завод.

Особую известность получили новые металлургические комбинаты в Сибири — в Кузнецке и Магнитогорске. Эти объекты входили в список крупнейших строительных проектов 1930-х гг. и в немалой степени использовали иностранную технологическую базу. Например, Магнитогорск возводился по образцу Гэри (штат Индиана), построенный «Сталелитейной корпорацией США» (Дэвис, Харрисон и Уиткрофт. 1994, 188). На новые сибирские объекты в совокупности приходилась треть прироста советского производства чугуна и стали за этот период, а сами заводы «обрастали» городами. За период 1926–1939 гг. население Кузнецка выросло с 3 894 до 169 538 человек; Магнитогорск в 1926 г. представлял собой пустую территорию, однако к 1939 г. его население насчитывало уже 145 870 человек.

Задачей советского руководства в 1930-х гг. было обеспечение роста не только тяжелой, но и легкой промышленности. Однако показатели роста производства потребительских товаров были заданы на более низкой отметке, чем для машиностроения или сталелитейной отрасли. Однако, как показывает анализ данных по планам на 1932 г. и соответствующему объему выпуска, приведенных в табл. 5.1 и 5.2, фактические результаты были ниже плановых показателей, особенно в период реализации первого пятилетнего плана. Многие исследователи придерживаются мнения, что производство продовольствия и текстильная промышленность никогда не имели столь же большого значения для правительства, как цемент или сталь, поэтому заведомо нельзя предположить возможность какого-либо существенного прогресса в этих отраслях. Залески (1980, 504) даже выражает идею, по которой планирование роста потребительских отраслей производства, по сути, было уловкой, инструментом воздействия на население, позволяющим разжечь его энтузиазм и стимулировать выполнение планов, направленных в действительности на развитие тяжелой промышленности.