От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен

Модель Фельдмана предполагает наличие иной причины, по которой происходило перераспределение ресурсов в пользу инвестирования. Согласно его теории, такой вариант размещения ресурсов в итоге приведет к более быстрому и масштабному увеличению производства товаров потребительского назначения, чем это могло бы произойти в случае, когда инвестиционная стратегия направлена непосредственно на этот сектор производства. Имитационная модель в гл. 3 обосновывает теоретическую вероятность такого развития событий; в гл. 7 изложены фактические последствия реализации этой модели, их влияние на уровень жизни в 1930-х гг., а табл. 5.4 иллюстрирует один немаловажный вывод: в 1937 г. объем производства фабричных потребительских товаров на 79 % превышал аналогичный показатель 1928 г. Однако в 1928–1932 гг. прирост в этой отрасли составлял лишь 14 %. В связи с этим возникает вопрос: почему же производство товаров народного потребления было столь сильно ограничено в период реализации первой «пятилетки»? Причин, по которым это произошло, было несколько. Во-первых, потребовалось определенное время для проведения проектно-конструкторских работ. Во-вторых, необходимо было произвести механические станки и прочее оборудование, которые требуются для изготовления потребительской продукции. И, наконец, следовало возвести заводы, на которых можно было размещать оборудование текстильной и прочих видов промышленности. Другими словами, пять лет было явно недостаточно для полноценной реализации стратегии Фельдмана. При любом возможном развитии ситуации в 1928–1932 гг. именно эти факторы стали бы ограничителями роста производства потребительских товаров в этот период.

Неблагоприятная ситуация в сельском хозяйстве в этот период стала дополнительным аспектом, парализовавшим данную отрасль производства, поскольку она привела к сокращению объемов сырья, необходимого для ее развития. Ключевыми товарами в этой категории были переработанные продукты (например, колбасы и хлеб) и текстиль (особенно хлопок и шерсть), а их производство полностью зависело от поставок зерна, мяса и волокна. Разрушительный процесс коллективизации в аграрном секторе привел к снижению объемов сельскохозяйственного производства, следовательно, произошло сокращение поставок, а это в свою очередь негативным образом отразилось на объемах выпуска потребительских товаров.

Таблица 5.4. Рост ВВП по отраслям, 1928–1940 гг.

Источник: данные по доходам в отраслях взяты из работы Бергсона (1953, 123) со следующими поправками: для указания данных по сельскохозяйственной отрасли графа «доходы, кроме заработной платы» Бергсона была заменена на показатель «натуральный доход колхозов»; в табл. 7.3 из расчетов был вычет в размере 7 млн руб., которые относятся к приобретениям товаров в прочих отраслях. Данные по промышленности и строительству взяты на основе объемов добавленной стоимости военной продукции и строительства, указанных в работе Морстина и Пауэлла (1966, 621–622). Потребительские товары — из табл. 9.1, кустарное производство в размере половины от стоимости произведенных товаров указано в табл.7.3. Данные по графе «Сырье» рассчитаны как остаток по данной отрасли. Графа «Торговля и предприятия общественного питания» включает в себя размер налога с оборота. Графа «Правительство и прочие услуги» рассчитана как остаток. Данные сходны с данными Бергсона.

Темпы прироста по отраслям:

— сельское хозяйство — мои расчеты; см. приложение С;

— потребительские товары — табл. А. 1, «магазины» и «колхозные рынки»;

— сырье — Нуттер (1962, 525);

— машиностроение — общий объем, за вычетом позиции «Разное», из работы Нуттера (1962, 526);

— строительство, транспорт и коммуникации, правительство и прочие расходы — Морстин и Пауэлл (1966, 621–622);

— торговля и предприятия общественного питания — Морстин и Пауэлл (1966, 635). Номинальный ряд скорректирован в соответствии с моим условным индексом потребительских цен, объяснение которого я привожу в гл. 7.

Больше всего в этой ситуации пострадала сфера ремесленного производства. В 1913 г. на продукцию кустарных ремесел приходилось 6,5 % экономики страны. Сохраняла она свое значение и в последующее десятилетие: около половины всего объема обработки шерсти, льна и овечьих шкур приходилось на работу кустарей, которые из этих материалов ткали полотно и шили кожаную одежду (Уиткрофт и Дэвис. 1985, 392–393, 400–401, 404–405). Сокращение поголовья скота в начале 1930-х гг. способствовало отмиранию этой сферы производства, поскольку в условиях нехватки сырья объемы правительственных запросов на закупки продолжали расти, тем самым лишая кустарей средств производства.

Аналогичная ситуация, вызванная теми же причинами, наблюдалась в сфере производства шерстяных изделий. В 1928 г. половина объема обработки шерсти приходилась на крестьянские семьи, не являясь, следовательно, частью промышленного сектора экономики. Сокращение поголовья овец на 65 % в 1929–1933 гг. вызвало соответствующее уменьшение настрига шерсти. Положение было столь катастрофическим, что даже правительство сократило закупки шерсти у населения. Сокращение импорта шерсти с одновременным увеличением объемов экспорта способствовало росту дефицита этого вида сырья в промышленном производстве, что привело к снижению объемов выпуска фабричной одежды. В этой ситуации, даже при условии снижения объемов производства, единственный способ для производителей справиться со спросом потребителей заключался в добавлении в изделия хлопкового волокна. Плановые показатели были снижены до более «реалистичного» уровня, однако это не способствовало их выполнению. Рост поголовья овец, наблюдавшийся после 1933 г., дал возможность животноводческому комплексу к концу 1933 г. настричь достаточное количество шерсти для производства изделий без добавления хлопковой нити или иных примесей, однако отнюдь не предполагал какого-либо прироста в данной отрасли. Таким образом, причиной стагнации шерстяного производства стал не процесс перетекания капитала и трудовых ресурсов в тяжелую промышленность, а катастрофическое положение аграрного сектора, где коллективизация привела к дефициту сырья, которое требовалось для расширения производства.

Сходные процессы происходили и в сфере производства кожаной обуви. Как и в случае с шерстью, до 1928 г. около половины шкур в СССР выделывали и обрабатывали крестьяне. Когда в начале 1930-х гг. произошло сокращение поголовья домашнего скота, деревня лишилась своей производственной ниши. При этом наблюдался аналогичный спад промышленного производства. В итоге в период первой пятилетки произошло незначительное сокращение производства обуви, а восстановление поголовья скота после 1933 г. устранило нехватку материала, способствовало росту объемов производства и соответствующему увеличению выпуска кожаной продукции обувной промышленности.

Не менее зависимой от поставок сельскохозяйственного сырья была хлопчатобумажная промышленность. Однако хлопок — это все же продукция растительного, а не животного происхождения, поэтому производители этой категории товаров не испытывали затруднений, с которыми столкнулись представители прочих аграрнозависимых отраслей европейской части России. Спад импорта в период первой пятилетки стал небольшим препятствием для роста этой отрасли, однако развитие ирригации на территории Узбекистана позволило увеличить объем хлопкового сырья и привело к соответствующему росту производства ниток, тканей и трикотажных изделий.