От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен

Большинство стран третьего мира в XX в. пережили эпоху демографического взрыва. За 1928–1989 гг. утроилось население Индии, Индонезии и Бангладеш; в Турции и Марокко произошел четырехкратный рост, а в Бразилии, Мексике, Пакистане, Филиппинах, Таиланде и Венесуэле — почти пятикратный. Со столь высоким уровнем рождаемости Советский Союз ждала такая же судьба. Если бы прирост населения был аналогичен странам третьего мира, в 1989 г. в СССР проживал бы почти миллиард человек, а не 288 млн, как это было в реальности. При этом доход на душу населения был бы, разумеется, меньше.

Тем не менее в 1928–1989 гг. число граждан Союза выросло лишь на 70 X[72]. Ключевой вопрос истории России XX в.: почему в СССР не произошел демографический взрыв? Это не тот вопрос, которым обычно задаются историки-советологи, анализирующие «избыточную смертность» (превышение обычного уровня смертности в результате коллективизации, принудительного труда, сталинских репрессий и Второй мировой войны). Если число таких жертв достигает определенного уровня, то их можно считать причиной отсутствия бурного роста советского населения. Голод, последовавший за коллективизацией и Второй мировой войной, действительно был катастрофой, отрицательно сказавшейся на приросте населения в долгосрочной перспективе. Однако масштаб этого бедствия был все же не столь велик, чтобы объяснить отсутствие демографического взрыва. Представляется, что главной его причиной был резкий спад рождаемости в сталинский период, произошедший вопреки советской демографической политике, которая всячески стимулировала рождаемость (Голдман. 1993). Более того, необходимо подчеркнуть, что рождаемость снизилась не из-за падения уровня жизни или политического гнета; обычно в условиях бедности и репрессий детей на свет появляется больше. Напротив, рождаемость в СССР упала по тем же причинам, которые были характерны для стран третьего мира: в связи с формированием современного урбанистического общества и получением образования женщинами. Безусловно, эти перемены были результатом коммунистической политики и идеологии, а отнюдь не репрессий сталинского режима[73].

Демографическая статистика

Демографическая история нуждается в данных точной переписи населения, и весьма удачно, что реализация планов первых пятилеток приходилась точно на периоды между переписями[74]. Подробная перепись прошла в 1926 г., после чего были опубликованы ее детальные результаты. Следующую провели в 1937 г., однако численность населения страны оказалась на миллионы меньше, чем по расчетам Госплана, составленным еще до голодного периода коллективизации.

Сталин был шокирован результатами и заклеймил перепись 1937 г. как «ненаучную». Еще одна перепись состоялась в 1929 г., однако лишь некоторые из ее ключевых показателей были представлены общественности. Что примечательно, данные переписи населения 1939 г. подтвердили низкий уровень численности населения в 1937 г., однако все равно были опубликованы[75].

Переписи 1926 и 1939 гг. легли в основу первых работ, посвященных демографии СССР, таких как труды Лоримера (1946), занимавшегося воссозданием демографической динамики, и Бергсона (1961), изучавшего масштабы советской экономики. В целом их выводы актуальны и сегодня. С введением гласности была опубликована перепись 1937 г., а также многие результаты переписи 1939 г. Эти данные разрешили множество спорных вопросов — например, о количестве заключенных — и дали возможность более детально реконструировать демографическую картину того времени. Следует, однако, отметить, что хотя открытие архивов и обогатило наше понимание демографической истории Советского Союза, но оно не опровергло предположения таких ученых, как Лоример и Бергсон.

Помимо данных переписей населения, демографический анализ нуждается в других источниках. В идеале ученые должны иметь доступ к информации о количестве новорожденных (классифицированных по возрасту матерей) и умерших, классифицированных по возрасту. Связь этих показателей с данными переписей находит отражение в возрастной структуре населения: так, число 18-летних мужчин в 1937 г. соответствует числу 7-летних мальчиков в 1926 г. за вычетом смертей и чистой эмиграции. Поскольку обычно между 7 и 18 годами количество смертей среди мальчиков невелико, а числом покинувших СССР можно пренебречь, воссоздание населения по этим деталям дает возможность определить избыточную смертность, вызванную сталинскими репрессиями и войной. К счастью, советские ученые-статистики Андреев, Дарский и Харькова (1990; 1992) именно таким образом осуществили реконструкцию демографической динамики советского населения за 1920–1959 гг. Их исследование также легло в основу настоящего анализа.

Динамика показателей естественного движения населения: демографический переход

В условиях отсутствия миграции население растет, если число родившихся превышает число погибших; именно так на протяжении веков и происходило в России. Если верить оценкам ученых, население «европейской части России» в 1500–1850 гг. ежегодно росло на 0,5 % (МакИвди и Джонс. 1978, 79). Во второй половине XIX в., данные по которой более надежны, прирост достигал 1.6 % в год. Столь высокие цифры обусловлены необычайно высокой рождаемостью — почти 50 младенцев на 1000 человек в год, что соответствует уровню любой из стран третьего мира на пике демографического взрыва. Этот показатель значительно превышает западноевропейский уровень за все периоды, по которым имеются данные. Подобная разница в очередной раз демонстрирует релевантность сравнения России с менее развитыми странами. Смертность на уровне 34 человек на 1000 дает прирост населения в 1.6 %.