Мой худший друг - Мария Высоцкая

– Ты всегда мне нравилась, – говорю на эмоциях, не успевая подумать.

Арина запрокидывает голову и распахивает глаза, которые до этого были прикрыты.

– Видимо… Сюрприз! – ухмыляюсь, не собираясь идти на попятную. – Да?

– Всегда-всегда?

– Всегда-всегда…

* * *

– Тихо ты!

– Сама тихо.

– Блин, – Арина смеется, отклеивая от окна изоленту.

Лестница опасно поскрипывает, именно поэтому я Громову и поторапливаю.

– Залезай уже. Падать я сегодня не планировал.

Арина пролезает в окно, подтягиваюсь следом, оставаясь на улице, упираясь ладонями в подоконник.

– Не переживай, если упадешь, я буду ходить к тебе в больницу, – снова смеется.

– Давай как-нибудь без этого.

Арина прогибается в спине. Ее рука ложится мне на плечо, а в комнате резко загорается свет.

Щурюсь и понимаю, что Арина как стояла, так и замерла.

– И как это понимать? – спрашивает ее отец.

Вытянув шею поверх Аришиной головы, вижу его сидящую на кровати фигуру.

Арина кусает губы и, зажмурившись, поворачивается к нему.

– Пап, я… – прижимает собранные в замок пальцы к груди.

– Тимофей, может быть, ты мне ситуацию прояснишь?

Перебрасываю ногу через подоконник и, оказываясь в Аринкиной комнате, первым делом обвожу помещение взглядом, пока не сталкиваюсь им с ее отцом. Глаза в глаза.

– Получилось небольшое недоразумение, – пожимаю плечами.

– Арина, четыре часа утра, между прочим. Тебе завтра в школу. Я звонил раз двадцать.

Громова молчит. Смотрит в пол.

– Мы… – пытаюсь внести свою лепту, но ее отец рубит на корню.

– С тобой у нас отдельный разговор будет, – смеряет меня взглядом. – Арина, спать, Тимофей, за мной, – вальяжно указывает мне рукой на дверь. – Живо.

Аринка всхлипывает. Причем громко. Ее отец это слышит и сразу смягчается.

– Не реви, никто тебя не ругает, – вздыхает. – Что-то мне подсказывает, что кое-кто бросится на амбразуру, – и смотрит на меня.

Сжимаю Аришкину ладонь и ухмыляюсь.

– До завтра, – шепчу и следую за ее отцом.

Арина снова всхлипывает и утыкается лицом в ладони.

Закрываю дверь в комнату на выдохе. Широкая спина ее отца маячит перед глазами. Спускаюсь по ступеням, в уже знакомую гостиную, которую мы проходим транзитом.

Видимо, переговоры будут протекать на кухне.

Закладываю ладони в карманы, упираясь бедрами в столешницу, и скрещиваю ноги, пока Громов демонстративно берет в руки телефон и кому-то звонит. Смотрит при этом на меня. В упор. Взгляд тяжелый, но вряд ли это способно хоть как-то напугать. Кто, кто, а Аришкин отец, ни на йоту не сравним в гневе с моим.

У нас дома, если папу вывели из себя, лучше отползти подальше и не отсвечивать.

Поэтому позволяю себе вольность, смотрю в ответ, чуть приподняв уголки губ.

Не дразню, скорее пытаюсь транслировать дружелюбие. Ладно, вру, вся эта ситуация меня выносит на дикий хохот. Но я сдерживаюсь. Прикусываю щеки и отвожу взгляд.

Много чего было, но, чтобы меня ловил отец девчонки, ночью, еще и в ее комнате…

– Алена, у нас он. Да. Хорошо.

От этого диалога, из «трёх» слов, мои брови сползаются на переносице. Это он сейчас матери моей звонил что ли?

– Ключи от машины давай.

Дядь Степа протягивает ладонь, на которую я нехотя, но практически не колеблясь, кладу ключ.

То, что дома, как только родной папенька вернется из Токио, мне влетит, уже неоспоримый факт. Поэтому спорить сейчас, равно усугублять свое же положение. А я этого не хочу. Лучше отдать машину на ночь, чем потом попрощаться с ней на месяц, а может, и больше.

– Где были?

Громов выдвигает стул. Садится. Движения у него плавные, максимально спокойные. Он вообще по жизни с покерфейсом ходит. Запредельная уравновешенность. Это отпечаток работы или личное качество?

– Катались, – неопределенно веду плечом и сажусь напротив. – А как вы узнали, что ее нет?

– Светильник не погасила, видимо, сильно торопилась, – ухмыляется.

Да, так тупо спалиться могли, походу только мы.

Априори, не думая, возвожу этот промах в «мы». Хотя сам я и сработал чисто.

– А мама моя тогда откуда…камеры, – щелкаю пальцами.

Он отсмотрел записи до того, как я успел все стереть, и, видимо после этого, позвонил моей матери. Обрадовал среди ночи, блин. Кто же знал, что он решит шляться по дому, а не спать?

– С телефонами что?

– Мой где-то в тачке валяется. Не слышал звонков.

И реально ведь не слышал. Вечный «без звука», а если учесть, что ночка у нас получилась бодрой, было точно не до проверки входящих.

– Аринин?

– Без понятия. При мне ей никто не звонил.

Снова на моей роже промелькивает улыбка, которая прямая защитная реакция. И сейчас вот она, совершенно некстати.

– В следующий раз, за такие выкрутасы, без детородного органа останешься. Понял? Я тебе операцию без наркоза сделаю.

– Более чем, – киваю. – Мы просто покатались. Остальное, это исключительно ваше бурное воображение.

Громов прищуривается, а его лежащая на столе ладонь сжимается в кулак.

– Ремнем бы тебя по одному месту отходить. Ромео.

– Без проблем.

Дядь Степа шумно выдыхает, и практически обреченно проводит ладонью по лицу.

– Ключи отдам отцу твоему, лично. Водитель за тобой уже едет.

– Окей, – отталкиваю от поверхности стола. Выпрямляюсь.

Делаю шаг в направлении гостиной, но останавливаюсь. Закусываю нижнюю губу, понимая, что нужно озвучить…

Расставить все точки над «i» так сказать. Знаю, что обещал ей молчать, но мое чувство собственности, и неясно откуда, взявшаяся честность, берет верх.

– Мне нравится Арина, – смотрю на Громова. – Очень нравится Арина, – повторяю уже громче и ловлю его пристальный взгляд. Глаза у него такие же, как у дочери, серые. Только если у нее, они излучают тепло и свет, то у него, холодные, фосфорящиеся.

– А я будто не понял. Ну и чего встал? Иди теперь, успокаивай, – кивает на лестницу, – говори, что папка ругать не будет. Десять минут у тебя. Я засекаю.

Пару раз моргнув прослеживаю его взгляд и срываюсь к лестнице. Преодолеваю пролет, практически вламываясь в Аришкину комнату.