Поцелуй дочери канонира - Рут Ренделл

— Ну да — я думал, их приделывают, чтобы постояльцы не утащили. Но тут ведь частный дом.

Карен посмотрела озадаченно.

— Ну-у, так зато не потеряешь. И не придется искать, вспоминать, где оставила фен, когда в последний раз мыла голову.

Вексфорд во всем видел одно: Джоан Гарленд тратила деньги ради того, чтобы тратить. Она не могла придумать, на что их употребить. Электрический пресс для брюк — почему бы и нет? Пусть брюк в гардеробе всего одна пара. Телефон в ванной? Прекрасно — больше не придется бежать в полотенце в спальню, оставляя на полулужи. В «гимнастическом зале» стояли велотренажер, гребной тренажер, сооружение, живо напомнившее Вексфорду нюрнбергскую «железную деву», и устройство, которое не могло быть ничем другим, кроме ступального колеса.

— В работных домах бедняков заставляли целый день топтать такую штуку, — сказал Вексфорд — а у нее она стоит для развлечения.

— Не совсем, сэр. Для поддержания формы.

Они вернулись в спальню, где глазам инспектора предстало самое обширное собрание косметики, какое ему только приходилось видеть вне стен косметического магазина. Коробочки, тюбики и флаконы не лежали в ящиках туалетного столика, не стояли на полке — они хранились в особом, специально для них сделанном Шкафу со стеклянными дверцами.

— А это все тоже для поддержания формы?

— В ванной еще столько же, — сказала Карен.

— А вот в эту штучку ты обязательно захочешь сунуть нос, — сказал Вексфорд, поднимая бутылочку из темного стекла с золотой пробкой. Инспектор отвинтил пробку и понюхал содержимое пузырька — густой желтый крем источал сладкий запах.

— Это, кажется, можно есть! Они ведь не действуют, правда?

— Я бы сказала, они дают бедным старушкам надежду, — ответила Карен с беспечным самодовольством своих двадцати трех лет. — Мы ведь верим написанному, сэр. Тому, что написано на этикетке. Большинство людей верит.

— Да, наверное.

Инспектор отметил, что в доме все тщательно прибрано — как будто хозяйка готовилась к отъезду и готовилась заранее. Но люди не уезжают из дому, никому не сказав ни слова. С такой большой семьей, какая была у Джоан Гарленд, она не уехала бы, не сообщив об этом матери или кому-то из братьев и сестер. Вексфорд прокручивал в уме предложенный Верденом сценарий вечера вторника. Этот сценарий не во всем удовлетворял его, но там было несколько удачных догадок.

— Как у нас дела с таксистами?

— Сэр, в округе целая куча фирм, мы проверяем их все.

Инспектор попытался придумать причину, которая могла бы заставить одинокую богатую женщину средних лет отправиться в марте в дальнюю поездку, не поставив в известность ни родных, ни соседей, ни партнера по бизнесу. Бывший возлюбленный, явившийся из прошлого и вскруживший голову? Для искушенной и трезвой деловой женщины пятидесяти четырех лет вариант маловероятный. Весть с другого конца света, где умирает близкий человек? Но в этом случае она сказала бы родным.

— А паспорт ее здесь, в доме?

— Нет, сэр, — ответила Карен, — но, возможно, у нее вообще его не было. Нужно спросить у ее сестер, выезжала ли она за границу.

— Нужно, нужно. Обязательно спросим.

На столе Вексфорда в конюшне зазвонил телефон. Звонил незнакомец, человек, о котором инспектор услышал впервые, — заместитель директора тюрьмы «Ройял Оук», что близ Крю в Чешире.

О тюрьме «Ройял Оук» Вексфорд, разумеется, знал все. Тюрьма категории Б, где в свое время устроили «терапевтическое учреждение» и даже теперь, спустя много лет после того как эти взгляды вышли из моды, продолжали придерживаться той теории, что преступники подлежат излечению медицинскими средствами. И хотя процент рецидива был там таким же, как в любой другой британской тюрьме, пребывание в «Ройял Оук», по крайней мере, не делало заключенного хуже.

Человек на том конце провода сказал, что один из обитателей тюрьмы хочет видеть инспектора Вексфорда. Он отбывает длительный срок за вооруженный грабеж и попытку убийства, а сейчас лежит в тюремной больнице.

— Он думает, что умирает.

— А на самом деле?

— Не знаю. Его зовут Хокинг, Джеймс. Известен как Джем Хокинг.

— Никогда не слыхал о нем.

— Он о вас слыхал. Вы ведь из Кингсмаркэма. Он знает Кингсмаркэм. Это у вас там почти год назад застрелили полисмена?

— Да, конечно, — сказал Вексфорд, — у нас. Итак, «он же Джордж Браун». Не этот ли Джем Хокинг купил машину на имя Джорджа Брауна?

— Энди еще не вернулся, — сказала Миссис Гриффин, — но он нам звонил. Правда, Терри? Вчера вечером он позвонил нам откуда-то с севера. Терри, откуда, он сказал, он звонит? Вроде из Манчестера?

— Он звонил из Манчестера, — сказал Терри Гриффин. — Чтобы сказать, что у него все в порядке. Чтобы мы не беспокоились.

— А вы беспокоились?

— Да не в том дело, беспокоились мы или нет. Энди понимает, что мы будем беспокоиться. Мы считаем, он у нас заботливый — не каждый сын станет звонить родителям, чтобы сказать, что у него все в порядке, когда он всего два дня как уехал. Конечно, забеспокоишься тут, когда он на этом своем мотоцикле. Я бы не посоветовала ему ездить на мотоцикле. Но что, скажите, делать молодому парнишке при таких ценах на машины? Такая чуткость и забота, что он нам позвонил. Он такой, наш Энди, — сказала миссис Гриффин самодовольно.

— Он всегда был заботливый мальчик.

— А сказал он вам, когда вернется?

— Я не стала спрашивать. Разве он должен докладывать нам о каждом своем шаге?

— А его адрес в Манчестере тоже не знаете?

Конечно, мама Энди Гриффина оказалась слишком нежной натурой, а отношения у них с сыном слишком тонкими, чтобы она рискнула разрушить их столь дерзким любопытством.

Двери Танкред-Хауса Вексфорду открыла женщина по имени Биб. Она была одета в красный спортивный костюм, поверх которого повязала фартук. Вексфорд сказал, что его ждет миссис Харрисон, и Биб кивнула и издала какое-то мычание, но не сказала ни слова. Шагая сзади, инспектор наблюдал походку Биб — враскачку, как у моряка, долго прослужившего на флоте.

Бренду Харрисон он нашел в оранжерее. Там было тепло, чуть сыро и пахло цветами. Аромат исходил от двух лимонных деревцев в бело-голубых фаянсовых горшках. Они одновременно плодоносили и цвели — белыми восковыми цветами. Бренда возилась с лейкой, подкормкой для растений и тряпочкой, которой наводила глянец на листья.

— Хотя для кого это все, хоть убей, не знаю!

Бело-синие с узором занавески были собраны и подняты высоко под стеклянную крышу. На подоконнике сидела персидская кошка Куинни, уставившись своими лиловыми глазами на птичку за окном. Птичка пела на ветке под дождем, и ее трели заставляли кошку клацать зубами. Бренда поднялась с колен, вытерла руки о халат и опустилась на плетеный стул.