Поцелуй дочери канонира - Рут Ренделл

— Интересно, что вам сказали эти Гриффины. Хотела бы я услышать их версию событий. — Однако Вексфорд не пошел ей навстречу. Он молчал. — Разумеется, я решила не говорить никому ни слова. Понимаете, и вам тоже особо не следует распространяться. Это будет нечестно по отношению к Кену. Так я это понимаю. Наверное, стоит пощадить Кена. И потом, если подумать… даже если Энди Гриффин ко мне по каким-то причинам воспылал и приставал с этими глупостями, имеет ли все это отношение к убийцам, застрелившим Давину, Харви и Наоми? Никакого, так ведь?

— Миссис Харрисон, вы ведь мне обо всем этом расскажете?

— Наверное, должна. Но это противно… Я знаю, что выгляжу намного моложе своих лет — мне все это говорят — так что, наверное, и удивляться не стоило, когда этот Энди стал ко мне шиться.

Вексфорд уже много лет не слышал этого выражения. Его изумляла пустая самовлюбленность Бренды Харрисон, маниакальная вера этой высохшей женщины с морщинистым лицом в то, что она выглядит моложе своих пятидесяти с лишним лет. Да и чем, собственно, тут гордиться и какая радость выглядеть моложе, чем ты есть? Это его всегда озадачивало. Будто было какое-то особое достоинство в том, чтобы в пятьдесят выглядеть на сорок пять. И, в конце концов, что значит выглядеть на пятьдесят?

Бренда смотрела на него, подбирая слова, чтобы передать — или, напротив, затемнить — суть дела.

— Он до меня дотронулся. Я чуть из кожи не выпрыгнула.

Словно предупреждая вопрос инспектора, она отвернулась и положила руку на левую грудь.

— Это случилось в моем собственном доме. Когда он пришел, я была на кухне, пила чай. Конечно, и ему предложила чашку. Не потому, что он мне нравился, не подумайте… Он мерзавец. Я не преувеличиваю. Не просто странный, он мерзкий. Видели бы вы его глаза! Когда он тут появился, он был еще совсем ребенком — но не таким, как все дети. Он был ненормальный. Его мать хотела, чтобы ему позволили играть с Дейзи — только представьте себе такое!.. Воспротивилась даже Наоми, не только Давина. У мальчика были приступы буйства, он голосил и визжал на весь лес, и это продолжалось часами. Они не могли с ним сладить… Ему не было и четырнадцати, когда я обнаружила, что он подглядывает за мной в ванной. Слава богу, я была одета, но он-то не знал этого, когда прокрался к окну, верно? Он надеялся застать меня без всякой одежды.

— В окно ванной? Так он что, залез на дерево?

— В нашем доме ванная на первом этаже. Не спрашивайте меня, почему. Так его строили — ванные внизу. Он просто перелез через изгородь с их половины двора на нашу и торчал под окном, вот и все. Совсем немного спустя его мать рассказала мне, что какая-то леди в Помфрете жаловалась на Энди по такому же поводу, называла его вуайеристом. Конечно, мамаша сказала, что все это грязная ложь, и та женщина наговаривает на ее бедного Энди, но я-то уж и сама знала.

— Ну а что случилось на кухне?

— Вы имеете в виду, когда он меня потрогал? Не хочу вспоминать подробности и не буду. Когда он это сделал и ушел, я сказала себе: «Все дело в том, что он безумно хочет меня и просто не в силах совладать с собой». Но он вполне владел собой, когда на следующий день явился требовать денег.

Куинни стукнула лапой по стеклу, и птичка улетела. Дождь внезапно усилился, струи хлестали по стеклам. Кошка спрыгнула с окна и величественно прошествовала к двери. Вместо того чтобы встать и открыть дверь, чего Вексфорд мог бы ожидать от такой трепетной любительницы животных. Бренда сидела и внимательно наблюдала. Скоро инспектор увидел, чего она дожидалась. Куинни встала на задние лапы, а правую переднюю вскинула на ручку двери и нажала. Дверь открылась, и кошка вышла с гордо поднятым хвостом.

— И не говорите мне, что они ничуть не умнее среднего человека, — с нежностью сказала Бренда.

— Я бы хотел услышать о той попытке изнасилования, миссис Харрисон.

Это слово ей совсем не понравилось. Ее потрепанное лицо залила густая краска.

— Не могу понять, зачем уж вам так нужны все эти подробности! — Дав понять, что находит интерес Вексфорда проявлением похоти, она опустила глаза, покачала головой и стала вертеть в пальцах угол халата. — Как я сказала, он до меня дотронулся. Я сказала: «Не надо!», а он: «Почему нет? Я тебе не нравлюсь?» Я сказала ему, что дело не в том, нравишься или не нравишься, я замужняя женщина. Тогда он схватил меня за плечи, толкнул назад, прижал к раковине и начал об меня тереться. Вы сказали, вам нужны подробности, верно? Мне нет никакого удовольствия это рассказывать… Я сопротивлялась, но он гораздо сильнее — понятно же, что он сильнее. Я потребовала отпустить и сказала, что иначе пойду прямо к его отцу и все расскажу. Он сказал: интересно, надето ли на мне что-нибудь под юбкой, и попытался стянуть ее. Я пнула его. На сушилке лежал нож — такой маленький, я им чищу овощи. Я его схватила и закричала, что если этот урод меня не отпустит, я всажу в него нож. Ну, он отпустил меня и обругал. Обозвал меня на букву «б» и сказал, что я сама виновата, раз ношу такие узкие юбки.

— И вы сказали его отцу? Или кому-нибудь еще?

— Я думала, что если никому не скажу, все это скорее рассосется. Кен у меня ревнивый, да это лишь естественно, я считаю. Понимаете, один раз он поскандалил в автобусе с парнем, который просто смотрел на меня… Ну а на другой день этот Энди пришел опять. Кто-то постучал, а я как раз ждала мастера — у меня сломался отжим в стиральной машинке — и открыла, не спросив. Тут он и ввалился. Я сказала: «Ну все, Энди Гриффин, на этот раз ты зашел слишком далеко. Я иду к твоему отцу и к мистеру Коупленду!» Он меня не тронул, а просто рассмеялся. Сказал, что я должна дать ему пять фунтов, иначе он скажет Кену, что это я уговаривала его… ну, заняться этим со мной. Скажет своим маме с папой и моему Кену. И все ему поверят, сказал он, потому что я его старше. «Намного старше», — вот что он сказал, если уж вам нужно это знать.

— И вы дали ему денег?

— Еще чего! Я что, идиотка? Я не вчера родилась. — Ирония последней реплики начисто ускользнула от Бренды Харрисон, и она спокойно продолжала: — Я сказала: «Обнародуй и будь проклят!»[16]. Я такое читала в одной книге и отчего-то запомнила. «Обнародуй и будь проклят! Иди, напакости на славу!» Он хотел взять пять фунтов сразу и потом получать по пять фунтов каждую неделю — вплоть до особого распоряжения. Так прямо и сказал: «До особого распоряжения»… Как только Кен пришел домой, я все ему сразу рассказала. Он говорит: «Идем, моя девочка, и выясним все с этими Гриффинами». Еще он сказал, что их работе у Давины конец. «Я знаю, это тебе неприятно, — сказал Кен. — Но с этим скоро будет покончено, а ты поймешь, что поступила правильно, и тебе станет лучше». В общем, мы пошли к соседям, и я все там рассказала. Спокойно, не горячась. Просто рассказала, что он сделал, и про то, как он подглядывал, тоже. Разумеется, миссис Гриффин устроила истерику, кричала, что ее драгоценный Энди не мог такого сделать, он ведь такой невинный и открытый, он и не знает, на что нужны девушки, ну и все такое. Кен сказал: «Я иду к мистеру и миссис Коупленд», — мы никогда не звали их по именам при этих Гриффинах, это было бы недостойно. Кен сказал: «Иду к миссис Коупленд». И пошел. Я с ним… В итоге Давина сказала, что Энди должен уехать. Старшие Гриффины могли остаться, но ему приказали покинуть поместье. Альтернатива — так сказала Давина: «альтернатива» — была сообщить в полицию, но она не хотела бы этого делать, пока остается другой выход. Миссис Гриффин никогда не приняла бы такого, она ни за что не расстанется со своим Энди. Так что они решили уехать вместе. Мистер Гриффин досрочно вышел на пенсию — хотя что они хотели сказать этим «досрочно», я не понимаю — выглядит он, по-моему, на все семьдесят… Конечно, нам пришлось еще недели и месяцы терпеть соседство этих Гриффинов. Но не забудьте, Энди работал — один приятель Харви, американец, по доброте душевной взял его выполнять разную черную работу, — гак что этого-то мы особо не видели. Я сказала Кену: будь что будет, а с ними я не скажу ни слова. Если мы где-то встретимся, я буду смотреть мимо. Так я и делала, а в конце концов они уехали, как им велели, и приехал Джонни Габбитас.