Фейки: коммуникация, смыслы, ответственность - Сурен Золян

Впрочем, «правка» исторической реальности под решение сиюминутных политических задач возможна не только с помощью фальсификатов. «Истинное лингвоисторическое знание, немыслимо без того, что составляет его фундамент и остов – без достоверных фактов, извлекаемых из исторических источников, прежде всего из письменных документов, – будь то летопись, государственный акт, письмо, мемуары. – пишет В.Н. Базылев. – Со временем они утрачивают свое значение с точки зрения задач, решавшихся в момент их создания, но тогда они становятся фрагментом ретроспективной социальной памяти, помогают сохранять этническую идентичность» [Базылев 2010: 9-10]. Но, как известно, даже достоверные факты, извлекаемые из исторических источников, зачастую можно весьма убедительным, но не имеющим отношения к истине образом интерпретировать – причем делать это сознательно. И результатом недобросовестной интерпретации (вернее, намеренного искажения) фактического базиса становится создание фейка – тем более опасного, что в его основе лежит не только и не столько фантазия фальсификатора. Такие фейки в случае их массового тиражирования вполне способны корректировать пресловутую ретроспективную историческую память, формируя в национальном сознании необходимые фальсификатору взгляды на прошлое – и, соответственно, настоящее – родной страны. В этой связи И.Б. Орлова справедливо замечает: «Усвоенное мифологизированное знание создает вымышленную реальность, которая заменяет симпатию – ненавистью, признательность – претензиями, дружбу – враждой. (…)

Историческое знание, сконструированное с заданной стратегической целью при помощи специально отобранной информации, влияет на эмоции, мотивы, мышление и поведение тех, на кого оно направлено. Развитие современных информационных технологий, мобильной связи, Интернета качественно изменили источники и условия формирования знания, увеличили возможности контроля за ходом социальных процессов и действиями людей, слежения не только за их поведением, но и за умонастроениями, за общественными организациями, массовыми движениями» [Орлова 2017: 68].

Ярким примером описываемых практик является Россия. В одних случаях цель таких фейков – конструирование мифа о существовании в прошлом страны некоего «золотого века», связанного с небывалым и исключительным ее благополучием, утраченным вследствие происков внешних и/или внутренних врагов. В других же случаях, наоборот, различные по форме и содержанию фейки создаются для подтверждения идеи о перманентной, исторически закрепленной несостоятельности нашей страны как успешного и развитого государства. Внушающий тревогу факт состоит в том, что последняя точка зрения, насколько мы можем судить, активно поддерживается весьма значительным числом представителей разных общественных слоев, которые, придерживаясь распространенной в западном мире наднационально-индивидуалистической ценностной модели, искренне полагают, что в России ничего хорошего никогда не было и быть не может.

При этом, как нам представляется, в описываемой ситуации нередким является феномен, который можно условно обозначить как разновекторную историко-идеологическую инверсию. Последняя состоит в том, что националисты-«русофилы» посредством обращения к «истинным корням» русской истории создают основу для реализации своих социокультурных и политических амбиций в настоящем; прозападно же настроенные «космополиты» в процессе обоснования своего негативного отношения к актуальной для России общественно-политической и экономической системы готовы к ревизии ее прошлого в отрицательно-нигилистическом ключе.

Подобную дифференциацию указанных направлений мифологизации образов России – националистического и глобалистского – можно, на наш взгляд, считать своеобразной итерацией давнего спора славянофилов и западников. Правда, в отличие от соответствующих дискуссий XIX – ХХ вв., ведущихся преимущественно в различных по уровню и направлению кругах русской интеллигенции, конфликт указанных мировоззрений затрагивает гораздо более широкие общественные слои и в большей мере походит на столкновение верований, нежели противостояние обоснованных социокультурных позиций. Особенности формирования и восприятия мифологизированной картины истории России, конструируемой представителями данных направлений с использованием разнообразных инструментов фальсификации, мы и рассмотрим в настоящей статье.

Крушение советской государственной системы, как известно, повлекло, помимо катастрофического по своим масштабам политико-экономического кризиса, и мощнейший идейно-ценностный кризис. Провозгласив свободу слова и вероисповедания (и одновременно взяв курс на радикальную десоветизацию), новая власть фактически не предложила свой вариант приемлемой для большинства населения общественно-философской системы, в качестве которой в Российской империи выступало православие, а в СССР – марксистко-ленинское учение. «Вместо советской идентичности пришла российско-гражданская идентичность. Поиски приемлемой формы осложнялись тем, что прежние формы устарели, а новые не найдены» [Никитина 2017: 2596]. Этот факт способствовал активному развитию значительного по объему конгломерата разномастных социально-политических и религиозных течений, в том числе (что в таких случаях неизбежно) националистического характера. Поиск собственной «великой национальной идеи» приобретает особую остроту в кризисные для страны моменты, когда требуется веский стимул для сплочения общества перед лицом глобальных проблем. Исключением в данном случае не стали и общественные круги бывшей РСФСР, в которых поиск «русской идеи» можно с определенной долей условности связать со следующими направлениями:

1. «Православно-имперское» направление – обращение к идее реставрации в России имперского (самодержавно-монархического) государственного устройства [Ларионов 2007; Малинова 2008], реализуемого на основе православной культуры; при этом сторонники возрождения монархии могут принадлежать к разным православным конфессиям – РПЦ, РПЦЗ, РКЦИПХ и др. [Кузьмин 2011: 115].

2. Условно-коммунистическое направление – стремление к ликвидации «несправедливого» капиталистического строя и либо возвращение к социалистической модели государственного устройства на территории РФ (или, шире, восточнославянских стран бывшего СНГ), либо создание некоей новой вариации этой модели. В число представителей данного направления мы не включаем радикальные политические движения анархистского или профашистского характера.

3. «Языческо-славянофильское» («русистское») направление – разработка идеи построения нового русского государства посредством обращения к культуре и религии предков-славян; при этом российские неоязычники «являются по преимуществу «русистами», выступающими за образование русского государства, хотя и уступающего по территории имперскому проекту, но не включающего в себя территории, компактно населенные «некомплиментарными» нерусскими народами» [Кузьмин 2011: 116].

Антагонистический характер идеологических доктрин указанных направлений очевиден. Вместе с тем в их основе можно выделить один общий основополагающий аспект. И апологеты имперской государственной формации, и русисты-социалисты, и неоязычники при конструировании своей модели возрождения России используют одинаковый историко-культурный подход. Он в той или иной мере предполагает отрицание принятых в современной исторической науке взглядов на пути развития нашей Родины и моделирование своей собственной – естественно, самой истинной – картины ее прошлого. Для достижения искомого результата всеми указанными «русофилами» применяются различные приемы информационной манипуляции: