Соседская девочка (сборник) - Денис Драгунский

8.

Пожилой мужчина – толстый, самодовольный, по всему видать, богатый – хвастается своему спутнику:

– Нет, нет, неплохой был год. Кое-что лишнее из коллекции продал, купил кое-что нужное. Вот «Кавказского пленника» купил, первое издание, тысяча восемьсот двадцать второго года, то самое, где Пушкин такой курчавенький.

– Неужели еще можно купить прижизненного Пушкина?

– (Неожиданный вздох.) Всё можно купить, кроме мамы с папой…

9.

– Сосед сбоку – долбит перфоратором и дрелью, аккуратно и законно, с девяти до двадцати двух сорока пяти, и вот так уже года три. У соседки сверху двое чудесных малышей, в детсад не ходят. С утра до отбоя скачут – мне по голове. У соседа снизу собака, тупой бассет, как хозяин уходит на работу – начинает гулко гавкать и выть. Что мне делать? Все говорят: ничего не сделаешь. Ремонт, дети, домашний любимец – это святое.

– Да. Да-да.

– Что ты дакаешь? Что бы мне такое отмочить, чтоб они ничего со мной не могли сделать?

– Прими православие.

– Типа Христос терпел и нам велел? Спасибо.

– Да нет! Отпусти бородищу и привлеки их за оскорбление чувств. Что они тебе молиться мешают. Увидишь, как запоют.

10.

– Он женился и уехал, а меня даже в копию не поставил!

– А?

– Ну, в смысле, не сказал мне ничего.

11.

– Ну вот что это, ну вот что это, ну вот что это? – спрашивает женщина лет тридцати – сорока у своей собеседницы. – Как это всё называется?

(Я подошел позже и не знаю, о чем идет речь.)

Дама лет шестидесяти пяти отвечает, мудро усмехаясь:

– То, что он сделал, – это не подлость и не предательство. Это, как сказал бы Чехов, сюжет для небольшого рассказа.

– Для небольшого рассказа?!?!

– Хорошо, хорошо, для большого романа…

В городке Саулкрасты под Ригой в кафе за соседним столом трое: две женщины и пожилой мужик, громадный, с длинной белой бородой. Похож на Кришьяна Барона, собирателя латышских дайн. Но русский, судя по выговору. Может быть, это папа-мама-дочь. Или племянницы и дядя.

Женщины разговаривают друг с дружкой, он молча ест.

Одна рассказывает длинную путаную историю, как какая-то Линда плохо жила со своим Марисом, как они долго и трудно разводились, и вот она осталась на бобах.

Старик вдруг подает голос. У него гулкий бас.

– Есть персонажи, – на всё кафе говорит он, – у которых всегда всё не клеится!

И снова нагибается к тарелке.

Женщины продолжают разговаривать. О каком-то Николае Сергеевиче, который связался с какой-то Тамарой, взял кредит под бизнес, Тамара его бросила, партнеры кинули, коллекторы замучили…

– Есть такие персонажи, – снова говорит старик, – у которых всегда всё не клеится!

Женщины косятся на него, начинают обсуждать еще чьи-то беды. Снова мелькают слова «развод, кредит, изменила, а ребенок-то не от него».

– Ну и что? – встревает старик. – При чем тут? Какая разница? Просто есть персонажи, у которых всегда всё не клеится!

Сначала было долго занято, а потом никто не брал трубку.

Вышел без плаща и зонта, и тут хлынул дождь, пришлось бежать домой, а трамвай ушел из-под носа, а следующий пришел через полчаса, так что, когда приехал, там уже было закрыто.

Главный редактор железно пообещал, но его уволили в последний момент, а рукопись он забрал с собой, а домашнего телефона не оставил.

Рецензент всё написал как надо, но забухал.

Научный руководитель поссорился с председателем ученого совета.

Институт лишился аккредитации, диплом недействителен.

Перед премьерой театр сгорел.

Куратор выставки внезапно эмигрировал.

Галериста арестовали за неуплату налогов.

Фильм совершенно случайно смыли.

Дал в долг деньги без расписки, а должник все не звонит и не пишет.

Ах, гениальный был бы кадр, но забыл вставить карту памяти!

Есть люди, у которых всё – вот так. Всегда – только так. До седых волос.

А когда наступает полное отчаяние и тупик, появляется добрая и самоотверженная девочка. Спасительница. Которая потом отсуживает жилплощадь и увозит всё, включая розетки и дерматиновую обивку двери.

Вот я и думаю – они нарочно?

Она сильнее ауры денег. Забегают вперед и заглядывают в глазки «миллионщику», как писал Гоголь.

(Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик. – «Мертвые души».)

Да, миллионщику, но не внуку миллионщика.

А вот внуку генсека или простого министра – ого, еще как! Власть становится неким эфирным телом, трансцендентной сущностью. Если можно хоть во сне вообразить, что миллионщик этак засунет пальцы в бумажник и подарит тебе пачку «хрустких четвертаков», как писал советский прозаик, ну, или закажет какую-то работу задорого, – то про внука министра такого и вообразить нельзя! Даже понятно, что если он дедушку-министра попросит употребить свою власть на вашу пользу – то дедушка шуганет его немилосердно. Однако же кусочек этого эфирного тела власти прилип и к макушке внука. И перетекает на всех прочих, кто соприкасался: «вчера мы тут сидели с Петькой, ну, с внуком Такого-то, а он, значит, говорит…»

И вот к рассказчику льнут девушки.

«Власть, – говорит Киссинджер, – самый сильный афродизиак».

Верно. Одному моему приятелю отдалась самая недоступная красавица факультета, когда увидела, как он выходит из черной «Чайки» с желтыми подфарниками и белыми занавесочками (сын начальника секретариата министра подвез к институту совершенно случайно).

ОЧЕНЬ СТАРАЯ МУДРОСТЬ:

– Миром правят, – говорил учитель, – две вещи, две силы, две главные пружины. Это страх, – он вдруг на секунду запнулся, словно бы позабыл слово, – это страх и… и…