Бумажные призраки - Джулия Хиберлин

Спустя двадцать семь дней он перестал звонить. Без объяснений. В них и не было нужды, он сто раз уже все объяснял. Я отпустила Энди. Я не хотела ломать ему жизнь.

Прошлым летом, в июле, спустя три года молчания, он вдруг позвонил и пригласил меня в ресторан. Причину не назвал, хотя обычно у него в запасе были сотни разумных причин. Я пришла. И заказала ядреный «Лемон дроп мартини». В тот вечер Энди показался мне встревоженным. Расспрашивал о моей жизни, о поисках сестры, о синяке на моем правом колене.

Чуть позже он поцеловал этот синяк.

Пока он спал, я залезла в его телефон и нашла несколько паролей, которые позволили мне добыть необходимую информацию. На его ноутбуке я обнаружила файл, посвященный Рейчел. От вида иконки с именем сестры у меня защемило сердце. Значит, Энди не сдался. Файл открывали три дня назад. Его я тоже скопировала на флешку.

Энди еще спал, когда я вышла из гостиничного номера.

Час спустя он поменял все пароли.

Почти ничего нового я не узнала, а потеряла очень много.

Теперь я это понимаю – теперь, когда он стоит в четырех футах от меня, а я смотрю на него, живого, такого красивого и настоящего, что дух захватывает.

Барфли неумолимо и ритмично скребется в дверь ванной. Скрип-скрип. Энди направляет пистолет на дверь.

Вот теперь мне по-настоящему страшно. Мысль о том, как пули разорвут в клочья хлипкую дверь, вселяют ужас. Я хватаю Энди за руку.

– Там моя собака, а не Карл! Убери пистолет. Пожалуйста. Здесь никого нет.

– Покажи! – Он стряхивает мою руку.

– Это моя собака, – повторяю я, открывая дверь.

Барфли выскакивает из ванной прямо на Энди – резво и прытко, словно шрам у него не настоящий, а нарисованный. Я свистком подзываю пса к себе и молча слушаю, как Энди открывает плексигласовую дверь душа. Выучка, ага.

– Где Карл Фельдман? – повторяет он, выходя из ванной.

– Не знаю.

– А вот врать не надо. Вы были вместе.

И тут он произносит мое имя: оно теплым пламенем согревает мне грудь. Имя, которое высекут на моем могильном камне, как имена Софронии и Джимми Элизабет на плитах того кладбища из нашего детства. Мама встретила мое имя в книжке, когда и сама была еще ребенком.

– Мы с Карлом путешествовали вместе, но потом он исчез.

– И ты не знаешь, где он? – Потрясение. Разочарование.

– Не знаю. – Я пытаюсь вспомнить, где оставила карту Техаса (которую совершенно не собираюсь ему показывать). В бардачке машины? На переднем сиденье, у всех на виду?

– Никогда бы не подумал, что ты зайдешь так далеко. – Энди меряет шагами узкую дорожку между двумя кроватями. Мой тренер говорил, что это хороший прием – очень нервирует собеседника. Так игрок на первой базе дразнит питчера. Барфли начинает тяжело и часто дышать. Я кладу руку ему на голову.

– В смысле?

– Ты встала на опасный путь. Это безумие. Ты сама не понимаешь, какую кашу заварила.

– Прекрасно понимаю. Я ко всему готова.

– Ох, боже, да тебе так только кажется! – Он замирает на месте. – Чего ты добиваешься? Неужели в самом деле думаешь, что Карл Фельдман приведет тебя к трупу Рейчел?

Жестоко. Энди отлично знает все мои больные места.

– Я должен был сразу тебя разубедить. Сказать, что найденная под лестницей фотография не имеет абсолютно никакого отношения к твоей сестре. Никакого. Что это просто совпадение, игра твоего воспаленного разума! Нельзя было даже допускать, что Карл Фельдман причастен к делу. Мне следовало… предложить тебе психологическую помощь.

О, наконец-то он допустил эту мысль.

– Как ты не понимаешь? – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно. – Я бы в любом случае оказалась здесь, в этом мотеле, с тобой или без тебя. Тебя постоянно мучает совесть, Энди! Это какое-то наваждение. Я не ребенок и никогда не была ребенком!

– А ты уверена, что Карл Фельдман убил твою сестру?! – взрывается он. – У меня, например, такой уверенности нет!

– Мы даже не знаем наверняка, что она мертва.

Я словно позволила себе сделать вдох – впервые с тех пор, как ее неубранная кровать рядом с моей опустела.

Но ведь это правда. Никто до сих пор не показал мне обломка ее кости или хотя бы микроскопического пятнышка ее крови, которая всегда была чуть темнее моей. Аудиозаписи с признанием я тоже не слышала.

Значит, есть один процент надежды. Или девяносто девять процентов безысходности. Зависит от того, что плещется в моем стакане – виски или чай.

Он произносит мое имя так многозначительно, с такой болью. Хватит. Хватит повторять мое имя!

Я пытаюсь думать. Куда Энди спрятал отслеживающее устройство? В мой чемодан?

Неужели он пробрался в мою квартиру? Когда он начал слежку – в тот день, когда мы уехали от миссис Ти?

Что ему известно?

– И давно ты за мной следишь? – спрашиваю я. – С нашей последней встречи? С тех пор, как Карл объявился на ваших радарах? Или еще дольше? Дольше?!

– Возвращайся домой. Или в Лондон, куда тебя проводила мать. Не мешай нам работать!

Но ты же ничего не сделаешь, Энди. Я подготовилась куда лучше.

Ты разговаривал с моей мамой.

– «Нам» – это кому? – тихо спрашиваю я. – Ты приехал с напарником?

Я машинально кошусь в окно. Невыносимо думать, что по ту сторону жалюзи стоит еще кто-то.

Раньше под «нами» он всегда имел в виду себя и меня.

– Нас прослушивают? Валяй арестовывай. – Я протягиваю ему руки. Бросаю вызов. Мне надо знать, как далеко он готов зайти. И зачем явился. – Я заслужила, уж поверь. Чего только не делала: следила за людьми, давала взятки, выкрала камеру Карла.

– Замолчи.

– Если ты пришел не за этим, проваливай. Карл исчез. Это правда, Энди. Моя операция «В поисках сестры» провалилась. Радуйся. Спасибо, что отвадил тех подонков в подворотне, но ты должен кое-что понять. Я бы справилась и без тебя. И в номер тебя пустила я, иначе бы ты здесь не стоял.

Мои руки застыли в воздухе.

Я не позволю ему меня остановить.

Энди делает решительный шаг в мою сторону. Напрасно.