Бумажные призраки - Джулия Хиберлин

Ну конечно, я помню девочку-невидимку с фотографии Карла! Он тогда работал над проектом газеты «Техас мансли», посвященным бездомным подросткам на Гваделупе-стрит (это неподалеку от Техасского университета). Шуму те фотографии наделали много, в основном потому, что Карл отснял всю серию работ на четыре одноразовые камеры – недвусмысленно намекая, что люди на его снимках тоже расцениваются обществом как одноразовые.

Девушка на фотографии сидит спиной к кирпичной стене и читает потрепанный учебник по физике. Из пустого стаканчика «Старбакс» торчит однодолларовая бумажка. На табличке надпись черным маркером: «Я – невидимка». Девушка угловатая, худая, но хорошенькая. От двух студенток, что идут мимо, отвернувшись, ее отличают только грязная одежда и всклокоченные волосы.

Невидимая. Ненужная. Не имеющая отношения к делу. В моих списках ее нет. Я не знаю, умерла она или вернулась домой, к ненавистным родителям. Никто не стал бы тратить время на ее поиски. Я бы точно не стала.

С годами учишься проводить границы. В какой-то момент я настолько запуталась в скрытых смыслах фотографий, настолько увязла в чужом горе, что по утрам с трудом выбиралась из кровати.

Даже сейчас, когда у меня на руках всего три дела, я иногда путаю подробности. Кто играл на виолончели – Виолетта? А кто жить не мог без апельсиновых жевательных конфет – Викки? Разные глаза были у… Николь?

Теперь мне не дает покоя «Невидимка». Я все еще что-то значу для Карла, словно говорит она.

Быстро распихав бумаги по коробкам, я начинаю рассматривать пляж и волнорез.

Карла нет.

Я прохожу пешком два квартала.

На лавке примостились несколько бродяг. Они едят гамбургеры и пересчитывают деньги (мои деньги, по всей видимости).

Когда я описываю Карла, один бродяга пожимает плечами и говорит:

– Он сказал, если его будет искать хорошенькая белая девушка с кольцом в носу, передать ей, что он уехал.

Вернувшись к пикапу, я запрыгиваю в кузов и начинаю яростно, но методично расшвыривать коробки.

Искомое нахожу почти сразу. Карл не тронул эту коробку. Я вытаскиваю Джорджа из уютного гнездышка – очень красивый, старинный «Хассельблад» с округлым выступом сбоку. «Роллс-Ройс» в мире фотоаппаратов.

Сколько он, должно быть, повидал на своем веку.

Напротив, через дорогу, стоит несокрушимая стена волнореза, построенного за много лет до того, как ураганам стали давать мальчиковые имена вроде Харви.

Перебегая дорогу между машинами с камерой на шее, я чувствую себя ураганом. Водители, должно быть, принимают меня за глупую туристку, рискующую жизнью ради красивого кадра, которому все равно уготована печальная судьба: сгинуть среди тысяч других отпускных фотографий на компьютере.

Добежав до волнореза, я заглядываю в видоискатель. Так устроен «Хассельблад»: чтобы посмотреть на мир перед собой, надо опустить взгляд вниз.

Видно только бетонную стену. Интересно, мелькало ли в этой дыре лицо моей сестры? Она улыбалась? Или злилась? Была ли она жива?

Нажимаю кнопку. Карл прав. Звук очень приятный, мощный. Как выстрел.

Стягиваю камеру с шеи.

Я так раздавлена, так зла. И плевать мне на благоразумие.

С размаху бью камеру об волнорез. Еще раз, еще. И еще. На объективе и корпусе появляются трещины. «Хассельблад» разваливается на куски.

Маленькое убийство, Карл.

Как же это приятно.

* * *

Следующие несколько часов я просто еду, выискивая на обочине старика без рубашки и с гостиничным мешком для грязного белья. Из Гальвестона можно выбраться только одной дорогой. Карла на ней нет. В голове копошится нехорошее подозрение: уж не поехал ли он обратно к Дейзи?

Я нахожу радиостанцию с инди-музыкой и врубаю на полную громкость напевы «Крикет блю» о мифах и смерти, которые вышибают из головы все остальное. Даже подпеваю: «Осы, что завелись в моей груди, строят бумажные гнезда…»

Солнце уже закатилось за горизонт, когда мы с Барфли подъезжаем к мотелю в Остине. Конечно, это не «ЗаЗа», но обстановка в номере тоже, на удивление, эклектична. Светлые стены цвета полыни, мебель простая и современная. Теплый дощатый пол и стильное фото знаменитого бульвара Вилли Нельсона на стене.

Двадцать четыре минуты я лежу неподвижно, глядя на мерцающий огонек пожарной сигнализации и представляя, как Карл тоже лежит на кровати в гостинице. И строит планы.

Я переодеваюсь, надеваю кобуру. Уже почти стемнело. Выхожу на полупустую парковку.

Никаких темных седанов. Множество наклеек на машинах. «Атеизм – для свободных духом». «Гидроразрыв на мыло!» «Оставьте Остин чудакам». Карл, наверное, обожает Остин. Здесь полным-полно либералов, на завтрак едят такос, музыка вездесуща, а после заката в небе парят жуткие летучие мыши. Зло – это демон, которого можно выкурить дымом марихуаны.

Когда я вхожу в фойе мотеля, за стойкой никого нет. Впрочем, об интелекте и нетрадиционной ориентации портье можно догадаться заранее: на крышке его личного ноутбука огромный стикер с радугой, а на экране – зубодробительная иероглифика математических символов.

Пусть твои вещи рассказывают о тебе только то, чем ты готова делиться с окружающими.

В кресле безлюдного фойе сидит один-единственный человек: лет шестидесяти, в сапогах и ковбойской шляпе с узнаваемыми вмятинами, прославленными Робертом Дювалем в сериале «Одинокий голубь».

В Техасе нельзя просто взять и надеть первую попавшуюся ковбойскую шляпу. Вмятины и складки на тулье много говорят о человеке. Мой дедушка, например, носил модель «телескоп» – низкая тулья и широкие поля спасали его от техасского солнца.

Судя по всему, этот мужчина, внимательно слушающий болтовню на канале Си-эн-би-си, имеет в своем распоряжении множество ковбойских шляп с самыми разными вмятинами и складками, а простенький мотель выбрал потому, что предпочитает тратить деньги на голубые фишки, нежели на мягкие постели.

Он вполне похож на местного, да и спросить все равно больше некого, поэтому я обращаюсь к нему. Раньше я бы не стала оставлять лишних следов, но Карл поменял правила игры. Мне надо, чтобы он меня нашел.

– Сэр, не подскажете, где в этих краях можно перекусить и выпить?

– «Черный пони», – отвечает он, не отрываясь от телевизора. – На машине ехать минут десять. Хорошая музыка. Через дорогу стоит грузовик с тако. Виски на разлив.

– Я бы на вашем месте вызвал такси, – вставляет вернувшийся за стойку администратор. – И в туалет там лучше не ходить. Только в случае крайней необходимости.

В ожидании такси я набираю мобильный Дейзи. Ответа нет – идут бесконечные длинные гудки.

Яу стойки, крепко зажата с обеих сторон странными мужиками. Оба источают жар и по очереди угощают меня виски «Ноб крик», который льется из крана прямо перед нами. Я благосклонно принимаю угощение.