Александр I - Анри Труайя

Критика принимает столь резкие формы, что Александр решает принести Барклая де Толли в жертву общественному мнению, как он раньше поступил со Сперанским. Но кем его заменить? Взоры всей нации с надеждой обращены к Кутузову. Он оказал императору неоценимую услугу, заключив мир с турками. Армия верит ему, и народ его любит. Солдаты обожают его за доброту и храбрость, дворянство ценит его как русского патриота, преданного своей родине, а духовенство – как верного сына церкви. Но Александр, хоть и сделал его членом Государственного совета, возвел в княжеское достоинство и даровал титул Светлейшего, в глубине души терпеть не может этого кривого, жирного, почтительного старика. Крайне несправедливо он винит его за разгром под Аустерлицем и за потерю Молдавии и Валахии при заключении Бухарестского мира. Это тайное недоброжелательство усиливается чисто физической антипатией, которую вызывает в нем Кутузов. Наконец Александру удается превозмочь себя. 5 августа он собирает Чрезвычайный комитет, куда входят: председатель Государственного совета граф Н. И. Салтыков, князь П. В. Лопухин, граф В. П. Кочубей, генералы С. К. Вязмитинов, А. А. Аракчеев и А. Д. Балашов. После четырех часов обсуждения комитет единогласно поручает Кутузову верховное командование над армией. Через три дня Александр призывает к себе Кутузова и сам официально передает ему полномочия главнокомандующего всеми русскими армиями с одним-единственным условием: не вступать с врагом ни в какие переговоры. В тот же вечер он пишет сестре Екатерине, пылкой почитательнице Кутузова, сообщая ей об этом назначении: «Ссора между Барклаем и Багратионом так разрослась, что я был вынужден, объяснив положение специальному комитету, который созвал для этой цели, назначить нового главнокомандующего… Вообще Кутузов в большом фаворе как здесь, так и в Москве». Письмо свидетельствует, сколь нежелателен был для Александра этот выбор, навязанный ему обществом. Он откровенно говорит генерал-адъютанту Комаровскому: «Публика хотела назначения Кутузова, я его назначил. Что до меня, то я умываю руки».

Сразу же после этого он уезжает в город Або для встречи с Бернадоттом и добивается от Швеции новых гарантий, позволяющих вернуть в Россию находящиеся в Финляндии войска. Месяцем раньше были подписаны союзный договор с Испанией и в Эребро мирный трактат с Англией. Таким образом, Россия обезопасила себя многосторонними надежными договорами. Но фактически эта война – единоборство России и Наполеона, под знаменами которого сражается вся Европа. В главной квартире русских – засилье иностранцев, но солдаты – русские. В главном штабе Великой армии – только французы, но большинство солдат – иностранцы.

Вернувшись из Або, 22 августа царь приглашает к обеду сэра Роберта Вильсона, английского генерала, прикомандированного к главной квартире русских. Вильсон требует чуть ли не от имени всей армии отставки канцлера Румянцева и клятвенных обещаний в отказе от любого соглашения с врагом. Если Петербург решит кончить войну, то армия, осмеливается он заявить, будет рассматривать этот шаг не как выражение воли государя, а как действие посторонних влияний, и откажется повиноваться. Едва не задохнувшись от наглости англичанина, Александр смертельно бледнеет, потом кровь бросается ему в лицо. С трудом он овладевает собой и твердо произносит: «Я, русский государь, должен выслушивать подобные речи! Вы единственный человек, которому я могу это позволить!» А с Румянцевым он не расстанется: это верный слуга, за все годы службы никогда ничего не просил для себя, да он и никогда не советовал покориться Наполеону. О мирных переговорах не может быть и речи. «Что бы ни случилось, я сдержу свое слово, – заключает Александр, – не сложу оружия, пока хоть один вооруженный француз будет оставаться в пределах России».

Кутузов, получив назначение на пост главнокомандующего, готовится к отъезду в действующую армию. Перед отъездом он в последний раз встречается с мадам де Сталь. Тонкий ценитель французской литературы (он основательно изучал ее в Страсбургском университете), новый генералиссимус восхищается этой умной и талантливой женщиной. Она же видит в нем олицетворенное сопротивление захватчику. «Это был старец весьма любезный в обращении; лицо его было полно жизни, хотя он лишился одного глаза и получил много ран за пятьдесят лет военной службы, – пишет она в своих воспоминаниях. – Глядя на него, я боялась, что ему не по силам будет одолеть людей жестоких и молодых, собранных со всех концов Европы и ворвавшихся в Россию. Но русские, изнеженные царедворцы в Петербурге, в бою становятся татарами… Растроганная, покинула я знаменитого полководца. Не знаю, победителя или мученика я обнимала, но я видела, что он сознавал величие возложенного на него подвига».

Кутузову 67 лет. Со времен Аустерлица он еще потолстел и обрюзг. Он едва ходит, быстро задыхается, с трудом держится в седле и даже в походе передвигается в коляске, запряженной четверкой лошадей. Ленивый, любящий вкусно поесть, сластолюбивый, он отдает дань радостям стола, возит за собой любовницу – толстую молдаванку, переодетую в казацкое платье, и нередко засыпает посреди жаркой дискуссии, свесив голову на грудь и выпятив брюхо. Но несмотря на свою сонливость, на мгновения забытья, он сохраняет острую проницательность в суждениях. Он хитер, терпелив, наделен здравым смыслом и сквозь лоск западной культуры легко угадывает подлинную натуру человека. Русский до мозга костей, он свободно владеет двумя языками и говорит по-французски в салонах, а по-немецки в главной квартире, но с солдатами разговаривает просто, на понятном для них языке. Если утонченного, по-европейски элегантного Александра коробит нарочитое добродушие Кутузова в обращении с народом, то солдаты восторженно встречают нового генералиссимуса. Для них он – истинный патриот, старый полководец времен Екатерины II, храбрец, сотни раз доказывавший свое мужество на поле брани, ревностный христианин, начальник, который не любит шутить с дисциплиной, но заботится о солдатских нуждах. Они – сироты, он – их отец. И – о чудо! – их батюшка той же крови, той же веры, что и они. Он побьет Антихриста, когтями впившегося в плоть России. Кутузов, производя смотр войскам, говорит: «Я пришел посмотреть, хорошо ли вам, ребята. Солдату на войне ни к чему щегольство. Он должен отдыхать и готовиться к победе». В другой раз, обходя почетный караул, он произносит как бы про себя, но достаточно громко: «С этакими-то молодцами и отступать!»

В глубине души он убежден, что отступление неизбежно, и, когда он прибывает в армию, он уже предвидит, что ему предстоит отдать Москву. Но император и вся страна возлагают на него столько надежд, что он не может позволить себе уклониться от генерального сражения. Он вынужден отказаться от тактики отхода, стоившей Барклаю де Толли обвинения в неспособности командовать крупной армией, иначе и ему не избежать подобной участи. Хочет он или нет, но только решительная схватка у стен древней столицы, священного сердца России, поднимет, полагает он, моральный дух армии, оправдает веру в него и, если удастся, обескровит врага, подготовив его разгром в короткий срок. Однако, подсчитав бывшие в его распоряжении наличные силы, он не слишком надеется на успех. Конечно, у него около 120 тысяч человек против 130 тысяч Наполеона:[34]силы двух армий примерно равны. Но, по его убеждению, только подавляющее численное превосходство позволило бы ему одержать верх над закаленным в боях противником. Его же полки измучены непрерывными маршами отхода, полуголодные пехотинцы живут мародерством, лошади истощены. Тем не менее все – от самого высокопоставленного офицера до самого последнего из рядовых – горят желанием сразиться с врагом во имя спасения Первопрестольной столицы. Скрепя сердце Кутузов решает дать Наполеону генеральное сражение под Москвой возле деревни Бородино, на берегах реки Колочи, впадающей в Москву-реку.