В окопах. 1916 год. Хроника одного полка - Евгений Анташкевич

Восемь ворон взлетели с ветлы и стали подниматься. Они поднимались высоко и разлетались широко, это были не вороны в Царском – огромная стая, когда из-за них не было видно неба, а всего восемь: три вместе и пять вместе, но Николаю Александровичу показалось, что половину неба способны закрыть и эти восемь: три вместе и пять вместе. Они хорошо читались на фоне серенького низкого неба, ровного, без видимых плотностей, будто покрашенного валиком рукою опытного маляра.

«Вот и мои генералы…» – Царь начал эту мысль, но не додумал её до конца, не облёк в слова, а слова прозвучали так, как он их услышал от Воейкова вчера после обеда. Он его спросил, кто ему пересказал, Воейков ответил, что великий князь Сергей, когда генералы шли к обеду уже после совещания, один генерал, не разглядев за собой великого князя, усовестил Брусилова, как приготовишку, за то, что тот взялся наступать, когда все отказались.

«А что же косоглазенький, как же он придумал свой план, а не согласовал его?..» Царь замедлил шаг, примериваясь, подойдя к ветле, обойти её вокруг и направиться обратно или просто поравняться и тогда повернуть. До дерева оставалось шагов четырнадцать, царь замедлил ход, давая себе время принять решение.

«Версты три-то я уже отшагал? – подумал он и достал часы. – Сорок минут. Если из расчёта пять вёрст в час, значит, три версты верных, да обратно ещё три, итого будет шесть, для одного дня достаточно, вот и моцион, он же променад!»

Начальник штаба верховного генерал Алексеев докладывал свои соображения насчёт весенне-летней кампании текущего года, и, когда докладывал, не возникло сомнений, что косоглазенький, прежде чем назначать наступление Северному и Западному фронтам, а Юго-Западному демонстрировать, переговорил и всё согласовал с главнокомандующими, соответственно с Куропаткиным и Эвертом, и конечно же с Брусиловым. Ан нет! Это для царя и было удивительно про генералов. Тогда вовсе даже не удивительно, что те стали возражать. Ещё бы! Перед теми-то стоит германец, а перед Брусиловым австрийцы, усиленные, правда, немцами, но всё же – австрийцы.

«Сорок восемь! – вдруг подумал царь. – Половинку просим! Если поймаю, буду дома! – Он подбросил камень, когда тот стал падать, тыльной стороной ладони в перчатке подбил его и тут же перехватил. – Поймал!» – обрадовался царь и решил, что не станет марать сапог по полю, а, дойдя до ветлы, просто повернёт обратно.

«Поймал, поймал! Значит, буду дома, значит, день рождения… – царь запнулся правым сапогом, – ччёрт… буду дома! Значит, надо написать Аликс, пусть порадуется!» Восклицательный знак, завершивший эту мысль, как раз пришёлся на последний шаг сбоку от ветлы, царь твёрдо поставил правую ногу. «Кругом! – скомандовал он сам себе, сделал уставной разворот. – Раз, два! Шаго-ом а-арш!» – и пошёл левой.

И ничего не переменилось. Такое же бескрайнее было справа и слева серое поле с бочажинами, по краям поросшими кустарниками, такая же дорога, одинаковая, если идти вперёд и если идти назад, серое небо над головой, сколько хватало взгляда. Только впереди был пригород Могилёва, угадывавшийся тёмной полоской на горизонте и несколькими вертикальными дымами, как хвосты хозяек, когда они ставят в печь блины. И одна жирная точка двух слившихся на дороге авто. Царь почувствовал, что они уже не едут, а стоят.

«Увидели, что я возвращаюсь. Повернут, развернутся? Или поедут задним ходом, по узкой дороге? Поля-то сырые… – Николаю Александровичу стало любопытно. – Задом, задом… репетируйте, нету на вас Джунсковского… Может, зря уволил? Нет, Аликс была права! Она всегда права!»

Николай Александрович увидел, что второй автомобиль стал ворочаться и съехал носом вправо…

«Ах! – ахнул император. – Почему задний стал поворачивать? Если он застрянет, то оба застрянут, никто с места не стронется… первому надо было пробовать, а не второму… первому! Всё-таки нет на вас Джунковского…»

Но задний автомобиль как встал, с места не трогался, потом, немного подумав, вернулся на место. Оставалось шагов триста, может, чуть больше, царь уже различал охранников, один сошёл на пашню и стал притопывать на ней ногами, потом что-то помахал руками, и Николай Александрович увидел, что машины начали сдавать задом, событие прошло, и царь снова вспомнил про наступление Брусилова.

«Такой же толковый, как моя охрана. Пусть наступает, да только что тяжёлых снарядов мало, хотя и князь Сергей, и министр сказали, что и вовсе нет».

Машины отъезжали с такой же скоростью, с которой шёл император.

«А что ему сказал тот генерал?.. жаль, не спросил фамилию, а Воейков тоже осторожничает, не сказал… А ну-ка вспомни! Генерал сказал Брусилову: «Вы только что назначены главнокомандующим…», точно, он так сказал, по крайней мере, в пересказе Воейкова, а дальше: «…Вам притом выпадает счастье в наступление не переходить, а следовательно, и не рисковать вашей боевой репутацией, которая теперь стоит высоко. Что вам за охота подвергаться крупным неприятностям, может быть, смене с должности и потере того военного ореола, которого вам удалось заслужить до настоящего времени? Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении дела помогут вам лишь сломать шею, а личной пользы не принесут…» Мол-лодец! – Царь даже помотал головой. – Правда, что молодец! Как он сказал, ещё раз: «…выпадает счастье в наступление не переходить… не рисковать вашей боевой репутацией…» А тогда чем ещё рисковать генералу, разве у генерала есть что-то кроме его боевой репутации?..»

Вчера Николай Александрович не придал значения этому разговору генерала с Брусиловым, мало ли генералы между собою грызутся, но сейчас этот разговор, который он снова вспомнил, его расстроил.

«Личная польза…» – снова пришло на память. – А французы гибнут под Верденом, говорят, там идут серьезные бои, а они тут про личную пользу… А Брусилов умница, сказал, что личной пользы для себя не ищет… Вот за это хвалю! А косоглазенький! – Царь снова вспомнил своего начштаба Алексеева. – Надо же было всё учесть! Сколько чего есть: снарядов там, патронов, чего ещё… и сначала всё обговорить с Эвертом, Куропаткиным, начальниками их штабов, в конце концов, а не устраивать экспромта… написал свой план и предложил генералам с листа… Им ведь тоже надо всё обдумать, прикинуть, взвесить, тем более что против Эверта и Куропаткина всё же немцы… Мы ведь с Аликс ничего не предпринимаем, пока не взвесим всего, не посоветуемся».

Вспомнив жену, император замолчал и начал считать шаги, до пригорода оставалось меньше полверсты, авто, он это видел, уже втягивались в жилые постройки. Он приметил на обочине большой ком земли и снова загадал, что если дойдёт до него правой ногой, то на свой день рождения шестого мая, на свои сорок восемь, точно будет в Царском, а если левой, тогда…

«А тогда не надо загадывать!» – сказал он сам себе и увидел, что подстраивает шаг под… осталось на глазок восемь шагов, семь, шесть, пять, четыре, уже было видно, что камень попадает под левую, он припрыгнул, сменил ногу и… дошёл правой.

* * *

Вяземский смотрел на Адельберга – виделись без малого год назад. Александр Петрович уже был в чине подполковника, и Аркадий Иванович за него радовался.