Как достать профессора - Ульяна Николаевна Романова

на Полину. Она притянула ноги к груди и внимательно следила за моими действиями. Красивая до скрежета зубов. Длинные волосы волнами спадали и ласкали ее обнаженное тело. Переливались в лучах солнца. Ведьма, мать вашу. Вредная, колючая и моя!

Руки затряслись, пока я раскатывал латекс по себе — от ее взгляда, в котором читалось смущение и любопытство. От предвкушения, что еще немного, и она станет моей в самом низменном понятии этого слова.

Я не знал, что говорить. Сжал зубы до боли и уговаривал себя немного сдержаться. В первый раз. Ей все равно будет больно, а я не хотел продлевать эту агонию.

Опустился на постель, схватил ее за лодыжки и дернул на себя, подминая под свое тело.

— Хочу тебя, — единственное, что я смог из себя выдавить, прежде чем обрушиться поцелуем на ее губы.

Ласкал ее тело, каждый миллиметр. Расслабляя, успокаивая, подготавливая. Перевернул на живот, выцеловывая каждый позвонок. Просунул руку, сжал ее грудь, продолжая ласкать нежную, чувствительную кожу. И Полина растаяла. Стоны стали громче.

— Перевернись на спину, — потребовал я, — я хочу смотреть тебе в глаза.

Она подчинилась. Развернулась, протянула руки, обхватила мое лицо и взглянула в глаза. Страх, смущение, возбуждение. Ее эмоции передавались мне, заставляя самого рычать от страха и возбуждения.

Я коленом раздвинул ее ножки, поцеловал и одним толчком наполнил ее до упора. Она была мокрая, готовая, но все равно задрожала от боли.

— Руслан! — зашипела она, впиваясь ногтями мне в спину.

— Тише, тише… Потерпи немного. Постарайся расслабиться, — жестко потребовал я, не позволяя ей скатиться в панику.

В ней было узко. Очень. Но мне мешало расслабиться выражение муки и боли на ее лице. Я предпочитал доставлять удовольствие, а не боль.

Медленно вышел из нее и снова наполнил. Полина зашипела, вздрогнула, а по ее щеке покатилась слеза.

Я зарычал, взял подушку, подложил ей под бедра. Встал на колени, закинул ее ноги себе на плечи и большим пальцем стал массировать клитор, медленно двигаясь в ней.

Полина понемногу расслаблялась, ее стоны сменились на удовлетворенные, а я ускорил темп. Продолжил ласкать клитор, не обращая внимания на капли крови, снова подводил ее к пику удовольствия.

И она кончила. Не так остро, как в первый раз, но забилась в конвульсиях. Три толчка, и я последовал за ней…

Глава 35

Полина

Руслан лег на спину, притянул меня к себе, укладывая на плечо, и выдохнул. Я положила ладонь ему на живот и зажмурилась.

Я не жалела. Ни секунды не сомневалась в правильности своего выбора. Я влюбилась в Логинова как ненормальная. Не могла вспомнить, в какой момент я это осознала, но скрывать и сопротивляться своим чувствам тоже больше не могла!

Я им восхищалась. Жесткий, требовательный, невыносимый педагог, талантливый и непрошибаемый адвокат в домашних стенах был просто Бубузябликом. Заботливым, мягким, немного неуклюжим, когда дело касалось бытовых вопросов.

Отличный рассказчик, у которого было чему поучиться, самый заботливый доктор, каких еще поискать… И это все он. Логинов Руслан Евгеньевич. Демон Бубузяблик, которому я уже продала свою душу.

— Все в порядке? — заботливо уточнил Руслан, сильнее прижимая меня к своему телу.

— Угу, — смущаясь, пробубнила я и уткнулась носом в его грудь.

— Больно было?

— Знаешь, в какой-то момент я решила, что больше никогда не соглашусь на подобное, — честно призналась я.

Бубузяблик напрягся. Собрал мои волосы в кулак и заставил поднять голову, чтобы взглянуть в его лицо. Очень недовольное лицо.

— Но потом передумала, — пошла я на попятную.

Руслан благосклонно кивнул и расслабился, медленно и лениво наматывая на палец прядь моих волос.

— Руслан, — позвала я, — открой мне страшную тайну…

— Где я храню контракты с душами грешников? — хмыкнул он.

— Почти. Расскажи, почему Бубузяблик?

Я приподнялась на локтях, чтобы видеть его лицо. Глаза моего «уголовника» сверкнули, а на щеке снова появилась ямочка.

— Понятия не имею, где Виола откопала это прозвище. Честно. Она рано начала говорить, но букву «р» почему-то наотрез отказывалась выговаривать лет до четырех. Я был у нее Лусланом, Лусиком, потом она звала меня Лучиком, но как-то ей в руки попал планшет с мультиками, и я превратился в Бубузяблика.

— Лучик мне нравится, — рассмеялась я, — вы очень близки с сестрой.

— Я люблю мартышку, — согласился Руслан, — с ее появлением мама стала меньше переживать обо мне и полностью сосредоточилась на Виоле.

— Как прошло твое детство?

Мне было интересно узнать о нем все!

— Нормально. Родительской любви хватало. Мама не работала. Точнее, работала женой папы. Ты ведь знаешь, кто мой отец?

— Конечно. Адвокат Логинов. Евгений Борисович. Когда у нас уголовное право еще преподавал Брем, он часто ставил твоего отца в пример. Мы даже разбирали несколько его громких дел.

— Вот. Папа много работал, мама ему помогала. Она тоже юрист по образованию, но карьере предпочла семью, с чем довольно успешно справлялась. Я был очень непростым ребенком. Хорошо и много учился, что не мешало мне хулиганить и делать глупости. Потом начался переходный возраст, и я немного слетел с катушек. Мама отдала меня на бокс, чтобы было где выплескивать агрессию. Ей тогда было не до меня…

— Что случилось? — мягко спросила я.

Руслан вздохнул, подумал и признался:

— Моя мать выбрала карьеру отца. Была ему опорой, помощником, женой. Сама вела дом. Когда мне исполнилось двенадцать, я узнал, что у папы есть любовница. В его офисе. Адвокат, карьеристка. Они вместе вели дело об убийстве, громкое, но ты точно о нем не слышала. Мама переживала, а я, вместо того чтобы ее поддержать, сам слетел с катушек.

— Но в итоге твои родители вместе? — сглотнув, спросила я.

Руслан впервые был настолько откровенен, почти распахивая передо мной душу.

— Им было сложно, но они справились. Папа до сих пор чувствует себя виноватым, я думаю. И, уверен, та ситуация научила многому обоих. Кто твои родители? — перевел он тему.

— Мой папа тоже известный адвокат, Николай Лукьянов — улыбнулась я.

Мне казалось, что Руслан уже и так все знает, да и скрывать мне было нечего.

— Почему ты Синицына? И почему живешь в общежитии?

— Потому что мой папа — очень сложный человек. Он неплохой отец, но характер у него такой,