Дорога домой - О. О. Щетинин

Спецы Адмиралтейства изучили видео с крыши дома, где, скорее всего, Ведьма и обработала шерифа, чуть не наизнанку вывернули психиатров, которые потом с ним работали. Психологи КМБ провели по тем же данным независимый анализ. Выводы совпали чуть ли не дословно: это больше всего походило на результат многоэтапного внушения с подпороговым программированием и формированием глубоких постгипнотических эффектов. Такое невозможно проделать за десять минут разговора, на такое нужно несколько сеансов, желательно – с медикаментозной поддержкой. Или нужен витруоз-псионик. Вот только пси-воздействия не было.

От сердца отлегло. Что ж, выходит, всё это – Ганс снова посмотрел на фотографии – фальсификация. И её цель – проверить, может ли он рассуждать трезво в непонятной ситуации. Поэтому выбран Оберонец. Его предок. Правда, непонятно, откуда другие фото, но это-то как раз объяснить легко – помехи, попытка запутать и сбить с толку. Всё понятно. Да, всё понятно. Ганс решительно отложил фотографии, включил комм и углубился в изучение информации по Нове.

Вернее, попытался углубиться. Что-то мешало. Какая-то мелочь не давала выстроиться логичной картинке, ломала всю его теорию. И уже понятно было, что пока он не разберётся, никакой работы не получится.

Что не так? Что в этой версии не так?

Ганс начал вспоминать, как они обнаружили первую фотографию. Вот они в музее, вот Инге замирает у стенда…

Вот. Вот оно.

Эту фотографию не подкинули ему в кабинет. Не прислали по почте со словами: «Смотри, какое уникальное фото». И он сам, и Тим, скорее всего, проглядели бы её, если бы не Инге. Именно она увидела фотографию, именно она обратила на неё их внимание. Если принять версию, что это проверка, психологическая подготовка, то получается, что Инге сделала это умышленно? Но Ганс готов был поклясться, что она тогда была совершенно искренней, а все её реакции – естественными. Да и последствия обнаружения этой фотографии ударили скорее по Тиму, а не по нему, Гансу.

И ведь он сам тогда доказывал Инге, что подсунуть фотографию и подделать данные в электронном архиве невозможно.

Значит, что? Он вернулся к тому, с чего начал? С ним что-то не то и не так. У него выборочная амнезия? Но откуда? Болезнь? Травма? Но ничего такого не было…

Входящий вызов поступил очень вовремя: ещё немного, и Ганс запугал бы сам себя до нервной дрожи, до того, чтобы вызывать Степаныча и сдаваться медикам. Гансу даже пришлось пропустить несколько сигналов перед тем, как ответить: он не был уверен, что сможет говорить спокойно.

– Ганс, прости, если отрываю, – это был Валера, коллега Ганса и жених Яны. – Ты же экспозицию Олимпа хорошо знаешь?

Почему-то Ганс даже не удивился, услышав этот вопрос. Скорее, почувствовал какую-то весёлую обречённость.

– Ну да. А что?

– Да меня Януля попросила фотографии…

– Как она?

– В порядке, практически здорова уже, скоро дома будет… Так вот, она меня попросила фотографии платьев посмотреть.

– К-каких платьев? – Гансу показалось, что он ослышался.

– Ей кто-то рассказал, что там вроде как есть фотография с первой марсианской свадьбы. Где Кривец с Тарани́, Титоренко с Калугиной и Орлов с Ланге. Вот она хочет копию какого-то из них. Платье, в смысле, как на Первых были. Ну и чтобы я посмотрел и решил, какое мне больше нравится.

– И что? – Ганс уже всё понял и чуть не рассмеялся от облегчения. – Колись уже, давай!

– Да у меня, такое ощущение, крыша едет. Огромная фотка, красивая такая, а я её в упор не помню! Ты не в курсе, там экспозицию случайно не меняли?..

Я думала приехать в Олимп на закате. Во-первых, мне они – в смысле закаты здешние – страшно нравятся. Они такие… голубые и синие-синие, и немножко зелёные, и всё становится волшебным, и как будто под водой, на глубине… То есть я думаю, что на глубине так должно быть, я ведь на Теллуре не поныряла с аквалангом. Но Тим сказал: не надо вечером. На Марсе сейчас осень, и ночи не просто холодные, а очень-очень холодные. Ну да, я помню, как тогда замёрзла, когда мы с Петром Ивановичем и доктором к Бабушке ездили. А с другой стороны, в первой половине дня у нас тренировки, так что всё равно мы в Олимп ближе к вечеру приехали.

В этот раз в музей мы не пошли. Да я вообще боюсь туда идти – вдруг опять что-нибудь на наши головы свалится? Правда, Тим туда Сергей Ивановича водил, и вроде ничего не случилось, но вдруг? Лучше не рисковать.

Пока мы ехали, я всё думала – где танцевать? На то, что танцевать, я как-то вообще не заморачивалась: как пойдёт. А вот где именно – это важно. Понятно, что не перед Стеной. Там место памяти, а не танцев. Так что, наверное, у фонтана. Главное, никого там не застать: не знаю, как марсиане к этому отнесутся. Но в Олимпе пусто было. Я вообще поняла, что сюда народ приезжает или когда какие-то торжественные события происходят, праздники и всё такое, или под настроение. Так что тут или толпа, или – два-три человека на весь парк. Конечно, дежурные в диспетчерской – их здесь музейными смотрителями называют – на месте, и, конечно, они на камерах меня увидят. Но тут можно сделать вид, что я про камеры не знаю. Тем более что я правда не знаю, есть они здесь или нет. Пока мы шли, я по сторонам смотрела внимательно, но ни одной не заметила. Хотя это ничего не значит на самом деле.

В общем, мы остановились около фонтана, я Тима спросила:

– Я сниму маску? – ну и конечно тут же пожалела. Стрёмно всё-таки. На тренировках я уже пробовала, и знаю, как и что надо, но одно дело, когда рядом – инструктор и врач, и совсем другое – вот так… Но когда-то надо сделать это совсем самой.

– Давай. Только осторожно. Помнишь, как надо?

– Ага.

Я медленно выдохнула воздух. Втянула живот, напряла мышцы – чтобы в лёгких ничего-ничего не осталось. А потом на медленном слабом вдохе сняла маску. Тут главное, удержаться от рефлекторного желания вдохнуть как можно больше воздуха, полной грудью. Не смертельно, конечно, но жжение в лёгких – то ещё удовольствие. Я на первой попытке так подышать марсианской атмосферой не удержалась и несколько часов потом двигалась очень-очень осторожно, потому что от каждого движения больно становилось.

Как обычно, первым ощущением были холод и сухость. Но к сухому воздуху я на Нове-17 привыкла, а вот холод… Это единственное, что мне не нравится на Марсе. Хотя местные говорят, что летом здесь бывает вполне себе тепло, но лето ещё нескоро. А Эка про ихний Замо́к рассказывала, про планету, так у них всё время холодно! Как они там живут, не представляю. Огромный океан, а купаться нельзя – вода ледяная. Ну и зачем он тогда такой нужен?..

Тим, тоже уже без маски, развернул меня за плечи и поцеловал. Фонтан жахнул в эту же секунду, а может, даже и раньше, и в вечернем небе ледяные искры вспыхнули маленькими сверхновыми, а подсвеченный лазерами пар превратился в газовые туманности. Это было так красиво, что я засмеялась. Стало легко и весело. Да, здесь много чистой физиологии: эйфория, первая реакция на недостаток кислорода, организм перестраивается на другой тип дыхания, но какая разница! Это просто очень правильно – что мы с Тимом здесь, что оба без масок, и на нас падают ледяные искры, и что я выполню данное лоа обещание, вот прямо здесь и сейчас.