Копье и кость - Анастасия Машевская

– Спать с охраной.

Бану сцепила руки в замок.

Иден отрицал предложение внучки как-то не особо убедительно, зато Энум – отвергал отчаянно. На что им брак с ахтанатом невесть чьих владений?! В ответ улыбающийся «Гистарх» и ленивый Ниим в один голос вспоминали поговорку, что на севере руки отпадают у того, кто не радеет о родственниках. Тан Ниитас при этом невозмутимо щурился, не в силах разлепить глаза из-за притворной улыбки, а тану Яввуз безо всяких эмоций в лице бездумно пялилась в потолок. Ей ведь вредно волноваться.

– Поймите, что это совершенно неравная замена браку, который нас устроит! – наседал Энум.

Точно, конечно, неравная, размышляла Бану. Ниитасам нужен либо брак с будущим правителем, либо, еще предпочтительней, брак между наследником Сиреневого дома и дочерью Бану. Заложники ведь во все времена были гарантом ненападения? А из женщины, если заполучить ее в свои руки еще девочкой, можно воспитать вполне могущественное средство для подавления воли родителей. Нужно быть редкого отсутствия ума человеком, чтобы не видеть таких простых подводных течений.

Иден продолжал держать дистанцию, вынуждая Бану поступать так же. Переговоры теперь вели только «поверенные», и результата они пока не приносили. К вечеру дело дошло до угроз. Бансабире пришлось вмешаться:

– Полагаю, наш дед достаточно рассудителен, чтобы понять, чем это кончится.

– Я тебе скажу, чем кончится, глупая ты девчонка! – проверещал Энум. – Это кончится тем, что либо твоя дочь будет замужем за правителем, либо – моя внучка! А на что нам брак с ахтанатом, не имеющим прав на танское кресло, а?

– Ну, далеко не все дети защитников Яса имеют право на танское кресло, дядя. Однако вспомните о том, что на данный момент Адар стоит первым после меня в списке претендентов на роль тана Пурпурного дома.

– Вот об этом я и помню, бестолочь! Лучше, чем ты думаешь!

– Однако впереди него все же есть я. И я обещаю обращаться с вашей внучкой – да пошлет ее Праматерь скорее – как и подобает невестке дома Яввуз.

У Энума перед глазами поплыло.

– То есть так, как Старый Волк обращался с моей Эданой?

– Вполне обходительно, как мне говорили, – отозвалась танша.

– Да как-ты смеешь?! – взорвался ахтанат Сиреневого дома. – Да чтобы хоть одна девочка в моей семье…

– Адар – всего лишь мальчик. Не стоит равнять его с нашим отцом. Ладно тан Сабир, но ребенок-то вам чем не угодил? Или мой брат оскорбил память Эданы Ниитас самим своим появлением на свет? – Бансабира бросила на дядю краткий взгляд исподлобья.

– Твой брат? Мать ты уже называешь Эданой Ниитас, значит, а какого-то выродка – братом? Да ты его видела хоть раз?!

– А какое это имеет значение, если он – мой брат? – спросила танша. Поскольку говорила Бану в обычной, совершенно невыразительной манере, лукавит она или искренна, было не разобрать. Ниитасам оставалось только доверяться ее убедительности.

– Тогда какое имеет значение, что ты, – прошипел Энум, – его сестра? Какое это имеет значение, если ты – помеха?

– Такое, что, если умру я, на вас ополчится весь Пурпурный дом, а с ним и Лазурный. А если умрет ребенок, которого я ношу, вмешаются еще и Каамалы и, скорее всего, Раггары с ними. Впрочем, учитывая, что Раггары кроме Серебряного дома находятся в альянсе еще и с вами, и с Дайхаттами, и с Шаутами, трудно сказать, что именно они предпримут. Но, по существу, сил разъяренного севера вполне хватит, чтобы напомнить вам, что с парламентерами обращаются вежливо.

Как ни крути, а доля истины тут есть, нехотя признал Иден. Сабир Яввуз не зря получил прозвище Свирепый, а его отношение к дочери только за последний год стало притчей во языцех.

Прошло еще немного времени, прежде чем, не выдержав, глава дома Ниитас взял слово. Сообразил наконец, как именно обо всем договориться, одновременно подумали и Гистасп, и Бану.

– Хм-хм-хм, – протянул тан, вставая с места. – Ты очень свободно распоряжаешься судьбой сводного брата, внученька. Да, очень свободно. Но есть ли у тебя право говорить от лица Сабира Свирепого?

– От лица Сабира Свирепого – нет. А от лица Пурпурного дома – есть. Я ведь такая же защитница, как и ты, дедушка.

– Н-да, вот как… вот как… Тогда, думаю, в договор надо внести несколько условностей, верно, да?

– Верно, пригласи своих лаванов – договоренность должна быть не только достигнута, но и записана.

Иден сразу оценил деловой подход, а вот Энум опять взъелся – зачем отец ведет дела с той, которая сама пришла к ним с прошением, а теперь не доверяет честному слову танов Ниитасов?

Договор скреплял дома Яввуз и Ниитас альянсом так называемого ограниченного действия. Когда старшая девочка в младшем поколении Ниитасов по достижении брачного возраста окажется в браке с Адаром, ахтанатом Пурпурного дома, союз будет скреплен в привычном виде. Однако пока что Ниитасы всего лишь предоставляли право свободного перемещения на их землях сроком, не превышающим двух месяцев, без причинения вреда местному населению и исключительно пятитысячной армии Бану, которую ведет или она сама, или командующие, подчиняющиеся напрямую ей и не связанные с таном Сабиром. Бансабира сочла обязательным уточнить, что может пересекать земли деда любое количество раз. А Иден внес обязательным правилом то, что ни под каким предлогом пятитысячная орда не должна оказаться под стенами его чертога.

Только глубоко за полночь того дня Бансабира и Иден, удостоверившись в том, что все учтено и записано, смогли облегченно вздохнуть – разумеется, мысленно – и поставить подпись на пергаменте и оттиск в остывающем сургуче.

Бану едва отложила перо, когда в зал ворвался стражник и возвестил:

– МОЙ ТАН! ПУРПУРНЫЕ У ВОРОТ!

Зал замер, не сводя глаз с вестника. Бану показалось, что она оглохла: не доносилось ни звука. Время остановилось, и Бансабира даже не заметила, как те, кто прежде вместе с ней смотрел на посланца, надеясь, что он ошибся, теперь смотрели на нее. Иден пялился на внучку открыто, округлив глаза, и даже Гистасп теперь не усмехался.

В оглушительно звенящей тишине раздался пронзительный возглас:

– ТАК ВОТ ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛА?! – заверещал Энум. – Сама тут убеждаешь нас в мирных целях, а на деле только ждала, когда нас возьмут в кольцо твои солдаты?! АХ ТЫ ДРЯНЬ!

Гистасп выхватил меч, на мгновение опережая Ниима и Одхана. Бану просто села на место и сложила нещадно трясущиеся руки на коленях. Кто-то что-то закричал, заставляя Бану схватиться за голову, потом за живот, а потом сползти со стула вниз, едва удерживаясь за столешницу…

Каким образом она открыла глаза в отведенном покое, Бану не поняла. Но судя по тому, что рядом сидел Гистасп, все обошлось и, скорее всего, все живы. Прочтя в лице госпожи невиданное замешательство, Гистасп пояснил, что почти сразу прибыл еще один гонец, сообщивший, что пурпурные выставили по всему периметру лагеря белые флаги. Однако ситуация в высшей степени напряженная. Иден велел взять под стражу прибывших командиров Бану, потому что «так недвусмысленно нарушить соглашение, которое едва успели подписать, недостойно дочери Пурпурного дома». Энум даже порывался разорвать бумагу, но Иден присмирил сына, убедив не рубить с плеча.