Целитель. Двойная игра - Валерий Большаков

– Вечером! – твёрдо сказал я, чмокая маму в щёчку. – Ну ладно, пойду. – Уже из прихожки оповестил: – Настя тоже у Ритки, так что не волнуйся!

– Ага… – слабо донеслось из зала.

⁂

Дверь Ритиной квартиры плохо удерживала смех и гомон юных голосов. Мне открыла виновница торжества, сияющая и великолепная, в синем джинсовом комбезе, смело оголявшем плечи и спину.

– Ну и как я тебе? – Сулима упёрла руки в бока, дразняще изогнув бедро.

– Прелесть! – честно сказал я.

Девушка засмеялась и на секундочку прижалась ко мне, приветствуя и благодаря.

Тут в прихожку выглянула Настя. В коротюсенькой юбчонке, в воздушном батнике, сестричка напомнила мне куколку Барби.

– Так… Это Миша пришёл! – крикнула она, оповещая остальных.

Тут же прискакала смеющаяся Альбинка в самопальном сафари из отечественного денима, и показалась Инна. Я даже сразу не понял, что изменило её привычный облик, сделало не то чтобы старше, но взрослее – и недоступней. Хорошистка надела под низ чёрную водолазку, а сверху – модное платье-рубашку из белого гипюра… Нет, не то, не то…

– Ты подвела глаза!

– Первый раз в жизни! – смутилась Дворская, тут же огорчаясь: – Что, так плохо?

– Восхитительно! – всполошился я, смеха ради коверкая речь: – Глазов не оторвать!

Девушка успокоенно заулыбалась, а Рита легонько приобняла меня и потащила в комнату, возглашая:

– К столу-у! Именинница трапезничать желает!

Пискнув, Инна вцепилась в мою руку с другого боку. В зале было людно. Сестрёнки Шевелёвы с Тимошей глазели на рыбок в огромном аквариуме, а сильный пол жался на диване в рядок – Изя, Андрей, Женька и Гоша Кирш из 8-го «А». Причём робели все одинаково – слишком велика была концентрация красоты на метр квадратный. Я даже почувствовал себя старым развратником.

– Товарищи гости! – воскликнула Сулима. – Хомячим на кухне, в зале танцуем!

– Ой, а мы там все поместимся? – забеспокоилась Альбина.

– Малогабаритные кухни так сближают… – ухмыльнулся я, и девчонки весело расхохотались.

Причудливый возраст! Любая мелочь способна довести до рыданий, но и для счастья нужно так мало – всего лишь желание радоваться жизни. А уж если для этого и повод есть, то предел восторга равен бесконечности…

Неожиданно затрезвонил звонок, и Рита, отмахивая клёшами, поспешила в прихожую. Клацнул замок.

– Папка, привет!

– Я на минутку, – послышался густой сочный баритон, и в зал выглянул сухопарый мужчина средних лет, с лицом простым и симпатичным. Улыбка у него была очень обаятельная, гагаринская. – Привет, молодёжь!

– Здрасьте! – вразнобой ответило племя младое.

– А это Миша! – Ритина ладонь легла мне на плечо. – Я тебе о нём рассказывала!

Улыбка Николая Сулимы расплылась ещё шире.

– Рад! – Он крепко пожал мне руку. – Ох, там же Света ждёт… – И заспешил: – Я почему вернулся, Рит, забыл тебе кое-что передать… А лучше я вам, Миша, доверю!

– Что, папка? – вилась, как пчела, любопытная дочь. – Что?

– Запретное питьё! – Пошарив в недрах холодильника, Сулима выудил бутылку с цветастой наклейкой и торжественно вручил мне.

– «Кампари»! – с уважением сказал я. – Нормально.

– Обязательно разбавлять! – строго наказал глава семьи. – Рит, ты ещё не весь сок выдула?

– Нет, папочка! – прощебетала дочечка. – Там ещё много!

– Ну всё тогда, я пошёл. Мальчиков не обижать!

– Ну что ты, папочка! Мы их любим… – дверь закрылась, и Сулима договорила с откровенно хулиганской улыбкой: – …иногда!

Все жаждущие взоры устремились на меня.

– Готовы ли вы распивать спиртные напитки? – задумчиво спросил я.

– Да! – ответил народ в едином порыве.

На моё лицо наползла ухмылочка с порчинкой:

– А совершать развратные действия, находясь в нетрезвом виде?

Девчонки захихикали, а Динавицер воскликнул, наивно надеясь на хор голосов:

– Всегда готовы!

– Ой, Изя, ну что ты такое говоришь? – укорила его Альбина.

Рассмеявшись, я пронёс драгоценный сосуд на кухню. Небольшой стол, приткнувшийся к холодильнику «Бирюса», был заставлен салатами и закусками, в духовке томились котлеты и прочие зразы, а на подоконнике цвёл пышными кремовыми розами торт «Киевский». Вдохновившись, я разлил ярко-рубиновый ликёр по тяжёлым хрустальным бокалам, сверкавшим на свету узорными пропилами и гранями.

– Обязательно разбавлять! – значительно сказала именинница, мешая ликёр с дефицитным апельсиновым соком, и гости живо разобрали колоколившую посуду.

– С днём рожденья! С днём рожденья! Ур-ра-а!

Бокалы сошлись с благовестящим перезвоном, и я сделал большой глоток. В пряном вкусе угадывались ежевичные тона с оттенками пахучих трав и терпкой хины. А потом разлилась затяжная приятная горечь.

– Хорошо пошло! – выдохнул Жека.

– Как называется? – промямлил Динавицер, смакуя с видом знатока.

– «Кампари».

– Недурно-с…

– Ой, Изя!

– Да-с!

– Как будто листвой отдаёт, – протянула Светлана, облизывая губы. – Или мхом…

– Мхом, мхом! – зачастила Маша.

Со спины ко мне притиснулась Инна, опаляя ухо шёпотом:

– Пригласи Риту танцевать!

– Так ещё ж музыки нет.

– Когда будет!

– Ладно…

Я наложил себе полную тарелку разных салатов и умял, чуть ли не урча. Успел! Из зала пролились первые ноты «Индейского лета». Под чарующую музыку Джо Дассен вспоминал, задумчиво грустя:

Я протянул руку Рите, и она ответила улыбкой ослепительной радости. Положила мне ладони на плечи, и мы поплыли в медленном танце, подхваченные печальным и светлым напевом. Се ля ви! Даже приятные воспоминания несут в себе заряд меланхолии, понуждая кручиниться. Ведь то, что было, уже не вернуть, не повторить – отошедшее счастье тускнеет и гаснет, выцветая, как жёлтый лист, ждущий порыва ветра…

Я и сам не заметил, как меня накрыло, увлекая в сладкую пучину. Жаркая тьма задышала в затылок, нашёптывая греховное. Почудилось мне или сознание на самом деле вывело истину: у меня нет сил определиться, я люблю на разрыв! Как тот незадачливый путник, что угодил между чёрными скалами Гингемы и не может сбросить гнёт притяжения, – обе влекут одинаково.