Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями - Чарльз Грабер

Брэд нашел клиническое испытание PD-1, затем перестал выходить на связь. Когда Чен снова нашел его, Брэд был удручен. Ничего не работало. Затем он попробовал ИЛ-2, но улучшения тоже не произошло. То были долгие двенадцать лет.

Радиотерапия, химиотерапия, вакцины, два разных цитокина и новейшие ингибиторы контрольных точек – к 2013 году Брэд практически испытал на себе всю современную историю лечения рака. И он сделал невозможное. Но все равно не победил рак.

Брэд устал. Он пытался, и Эмили тоже пыталась. Чен спросил, нужна ли Брэду его помощь, сказал, что думал о нем. Брэду не понравился его тон. Да, сказал он, ему нужна помощь – Дэн разве не помнит, как они в последний раз обсуждали варианты лечения? За обедом Чен много говорил о достоинствах своего нового экспериментального лекарства. Но теперь Брэд не подходил для исследования PD-L1 из-за своих предыдущих иммунотерапевтических курсов лечения. Если Дэн сможет как-то воспользоваться своим влиянием, чтобы достать для него лекарство, или придумает какие-нибудь новые идеи, он будет благодарен. А иначе о чем здесь говорить?

Чен и Брэд давно уже переступили черту простых отношений врача и пациента. Это были близкие, личные отношения. И Брэд принял то, что Чен не смог вылечить его рак, очень близко к сердцу. Отношения между врачом и пациентом – это весьма напряженное путешествие, которое часто длится годами. И иногда эта напряженность превращается в большой недостаток26.

Через несколько месяцев Брэд написал снова. Он решил записаться на клиническое испытание в Онкологическом центре имени М.Д. Андерсона в Хьюстоне, связанное с инфильтрирующими опухоль лимфоцитами. Это было не то, что рекомендовал Чен, но Брэд решил, что это для него лучший вариант. «Спасибо за советы», – написал он. Это было последним, что Дэн Чен услышал от своего друга.

* * *

Эмили не может говорить за Брэда, а сам Брэд уже не может говорить за себя. Но Эмили не сожалеет о терапиях, которые они попробовали. И не злится из-за того, что иммунные терапии так и не помогли ее мужу. Сожаление и злоба — это неверные слова. В то время это скорее казалось гонкой между болезнью одного человека и всемирными исследованиями рака.

– Мы всегда говорили: лишь когда врачи скажут, что им больше нечего нам предложить, у нас будет депрессия, – говорит Эмили. Варианты в конце концов действительно закончились. Но и Брэд, и Эмили считали, что это была славная гонка. Это была история, которую Эмили хотела рассказать здесь в печатном виде – отчасти чтобы сохранить память о Брэде, отчасти – чтобы поблагодарить Дэна за дружбу. Но в первую очередь – для того, чтобы из этой истории можно было чему-нибудь научиться, особенно пациентам, чье будущее еще не предопределено.

Могло ли все пойти иначе? Пошло бы все иначе сейчас? Может быть, другая вакцина, которую применяли бы в течение большего времени, могла бы помочь; может быть, в сочетании с ингибитором контрольных точек она могла бы даже вылечить его. Миллион «может быть», слишком мало времени.

2014 год вроде бы прошел не очень давно, но с точки зрения иммунотерапия он был целую жизнь назад. По крайней мере, жизнь Брэда. Сейчас онкологи говорят пациентам, что их цель – не обязательно победить рак прямо сейчас, а скорее прожить достаточно долго, чтобы воспользоваться новыми достижениями, которые появятся в скором времени. Но вот Брэда научные достижения догнать так и не успели. Иммунотерапия рака как доказательство концепции была прорывом, но Брэду требовалось лекарство. Это поучительная история о шумихе и надежде. Прорыв – это дверь, которая теперь открыта, это начало – но это еще не лекарство.

Любой онколог, который слишком много горюет об умерших пациентах, долго в отрасли не продержится, а когда Чен только начинал свою практику, особенно это было верно в отношении меланомы, где процент выживаемости выражался однозначными числами. Прорыв изменил исход болезни для этих пациентов и многих других. Он дал им новые варианты.

Пациент 101006 JDS, Джефф Шварц, был первым, кто полностью отреагировал на лечение, первым пациентом, увидев снимки которого, Чен понял: «Рака нет». Чен работал в научной отрасли, построенной на историях и рассказах. Большинство из них были горько-сладкими, как история Брэда. Но вот история Джеффа Шварца была совсем другой. Он был первым пациентом, иммунная система которого победила рак, и Чен увидел это собственными глазами. Можно сказать, это был его «момент Коули» – такой же, как у Стива Розенберга в операционной ветеранского госпиталя в 1968 году или у Джедда Волчка в Мемориальном центре Слоуна-Кеттеринга в подростковые годы.

– Я никогда не забуду Джеффа, – говорит Чен. – Я чуть не отказал ему в записи на клинические испытания – настолько болен он был. А через месяц я получил электронное письмо от врача, который лечил этого пациента. Я читал письмо и плакал. Пациент, который едва мог встать с кровати до начала экспериментального лечения, всего месяц спустя уже три раза в неделю ходит в тренажерный зал! И… это лекарство вернуло его к жизни.

Вот, наконец, и она – эмоциональная польза от работы и в клинике, и в лаборатории.

– Мы нечасто такое видим за всю карьеру. А то и за всю жизнь, – вспоминает Чен. – Видеть это, быть в самом сердце происходящего – я не могу вам описать, насколько это волнующе и приятно. Мы наконец увидели то, на что всегда надеялись и во что никто не верил. И на самом деле это сработало даже лучше, чем мы надеялись. У нас всегда было представление о том, каким должен быть успех, а эта штука работает даже быстрее, чем мы мечтали. Мы думали, что для того, чтобы добиться такой реакции, которую мы увидели, понадобится целый коктейль из лекарств, потому что биология настолько сложна. Так что это случай, когда клинический опыт… когда вы видите что-то неожиданное, вы возвращаетесь назад и учитесь на нем.

Мы достигли прорывной точки в борьбе с раком, – говорит Чен. – Это «снимок с Луны» для нашего поколения. И это только начало. Смотрите, насколько далеко ушли антибиотики со времен открытия пенициллина. Для этого понадобилось несколько десятилетий. А мы открыли ингибиторы контрольных точек буквально только что – PD-1 впервые одобрили лишь в 2014 году. Так что это прорыв, мы только что открыли наш «пенициллин». И это только начало.