Каждый дар – это проклятие - Кэролайн О'Донохью

– Хорошо, – говорю я и понимаю, что веду себя неестественно. – Это хорошо.

– Бывает, что и из-за эмоциональных потрясений возникают состояния, похожие на болезнь. Но они проходят, – говорит папа, явно уверенный, что речь идет о разрыве с Ро.

Да, люди живут с болезнями. Но могут ли они жить и с проклятиями? Есть ли способы справиться с ними? Выпить какие-нибудь зелья, провести ритуалы, принести жертвы?

Я возвращаюсь в постель на весь день, попеременно то плача, то разглядывая потолок. Странно, но душевная рана на удивление хорошо сочетается с планами мести: ум обостряется и готов видеть в людях самое худшее.

Возможно, если как следует сосредоточиться и помедитировать, можно найти внутри себя ту часть, в которой обитает Домохозяйка, тот орган, в котором она пустила корни? Как давно это произошло? И кто тому виной?

Я притягиваю одеяло ближе к себе. Оно пахнет сном и тостами. Дори знает. Она говорила об учебе, об исследованиях. Об истории. Об Ирландии. Знала ли она все это время обо мне? И что она собирается с этим делать?

Спускаюсь я в кухню только с наступлением темноты. Пэт с Джо сидят за столом и выпивают.

– О, Мэй, – говорит Пэт. – Подкрепление прибыло, прием!

– Мы собираемся прогуляться, – говорит Джо, глаза ее блестят. – Хочешь с нами?

– Куда? – спрашиваю я без энтузиазма.

– Да так, кое-кто собирается в «Серебряном журавле», в центре, – отвечает Пэт, доставая пальто. – Вообще-то там будет много народа. Как обычно после Рождества.

Пэт буквально сияет от возбуждения. Среди его друзей многие покинули Килбег, включая его самого. Некоторые живут в Дублине, но другие в Англии, в Канаде или даже в Австралии. Рождественские праздники – единственное время, когда можно гарантированно с ними встретиться.

Мысль о пабе, полном народа, кажется отвратительной. Но еще одна ночь, проведенная в одиночестве, в своей спальне за рассматриванием карт Таро, кажется еще хуже.

– А меня туда пустят? – нерешительно спрашиваю я. – У меня же нет документов, я еще несовершеннолетняя.

У нас с Фионой и Лили есть некоторый опыт посещения поздних вечеринок в пабах. Так, например, однажды мы посетили один из концертов Ро, но тогда мы были в списке гостей. В остальном же вероятность попасть в ночной клуб у нас процентов двадцать, не больше.

При воспоминании о концертах Ро на глаза у меня снова наворачиваются слезы. При мыслях об ином варианте жизни, не таком ужасном, как сейчас у меня.

Словно прочитав мои мысли, Туту подбегает ко мне и кладет голову мне на колени.

– Да они не будут слишком проверять, если ты с нами, – говорит Джо. – Просто проскользнем с толпой.

– Да, и постарайся одеться не как подросток, который впервые решил прогуляться ночью без родителей, – кивает Пэт.

– И не пытайся выглядеть на девятнадцать лет. Будь посолидней – как будто тебе хотя бы двадцать четыре, – добавляет Джо.

В итоге я облачаюсь в мамин черный бархатный пиджак поверх серебристого топа, черные джинсы и остроносые ботинки Джо. Формально шелковистый серебряный топ – это пижама, но Джо говорит, что сойдет.

Прошло всего несколько минут с тех пор, как я сидела наверху и плакала, сокрушаясь о разрыве с Ро, а теперь я сижу в такси с моими полупьяными братом и сестрой по дороге в паб, в котором никогда не была, потому что он «для взрослых».

«Серебряный журавль» славится двумя вещами: сценой и курилкой – точнее, открытой зоной для курения, длинной и в сказочных огнях, и со свисающим с крыш плющом. На ней так много уличных обогревателей, что кажется, будто лица людей освещены вечным красным сиянием, немного жутковатым, отчасти в стиле «района красных фонарей», но, вместе с тем, очень уютным. На полках расставлены памятные сувениры с символикой «Гиннесс», а длинные деревянные столы выглядят, как будто за ними сидели еще викинги.

Ро всегда мечтал выступать в «Серебряном журавле». Здесь выступали многие известные исполнители.

Пэт заказывает мне «Гиннесс». Его друзья хорошо относятся ко мне и задают кучу вопросов – в основном о том, какую музыку слушают семнадцатилетние. Пиво кажется мне слишком густым, каждый глоток немного удушает. Зачем я поехала сюда? Почему я решила, что пустоту в груди можно заполнить общением с чужими знакомыми едва ли не на десять лет старше меня? В любом случае они воспринимают меня как любопытную диковинку.

Я хочу Ро. Я хочу Ро. Что же я наделала? Я хочу Ро.

Сигаретный дым щиплет мне глаза – по крайней мере, так я говорю Джо, когда она спрашивает, почему у меня красные веки и почему я постоянно провожу руками по лицу. К десяти часам в пабе становится оживленнее; кто-то говорит, что в половине одиннадцатого начнется представление «Боевых Сверчков». Я немного знаю эту группу, которая несколько раз играла с «Маленькой частной церемонией», а их вокалистка Линн однажды одолжила у меня подводку для глаз. От мысли, что мы можем встретиться и она спросит меня о Ро, я начинаю жевать свои волосы.

– Пойду я, пожалуй, – резко говорю я, едва ли не перелезая через стул, чтобы выбраться.

На лицах Джо и Пэт отражается разочарование.

– Не уходи! – отговаривает меня Пэт. – Я думал, тебе понравятся «Сверчки».

– Мне как-то нездоровится, немного не по себе, – объясняю я.

Мы оба понимаем, что это значит: мне так грустно, что я не могу находиться здесь ни минуты, иначе разрыдаюсь.

Он нехотя кивает, лезет в бумажник и достает двадцатку.

– Ну ладно. Возьми такси до дома, ладно?

– Хорошо, возьму, – киваю я.

– Через дорогу есть стоянка. Хочешь, я тебя провожу?

– Нет, все в порядке. Правда-правда.

Стоя в очереди за такси, я открываю кошелек, где все еще лежит серебряная монета, оставленная мне Ро – то ли в качестве прощального подарка, то ли своего рода извинения, не знаю. Я почему-то ощущаю потребность смотреть на нее. Она лежит в бумажнике, в том отделении, где мальчики могли бы хранить презерватив. Мне приходится напоминать себе, насколько отвратительными стали наши отношения с Ро. Доверие между нами разрушалось стремительными темпами.

«Если Ро было удобно просить тебя надеть эту штуковину, то дела и вправду зашли далеко», – напоминаю я себе.

Едва я собралась садиться в такси, как слышу свое имя. Я оборачиваюсь и вижу Мишель Брин. Она подбегает ко мне в развевающейся юбке и обнимает меня. Я не знаю, как реагировать, и потому просто стою.

– Привет, – говорю я.

– Привет! – улыбается Мишель.

Мы не виделись с тех пор, как расстались на лето, а после каникул она уехала. Да и после пропажи Лили мы с ней нечасто разговаривали. Мне немного не по