Каждый дар – это проклятие - Кэролайн О'Донохью

него, пытаясь проникнуть в его мозг, найти быстрый путь внутрь. Что-то в моем выражении лица его настораживает, потому что он снова прижимается к Шантель.

– Я один из ее постоянных покупателей. В пекарне. Мы болтаем каждое утро. Когда она работает.

Перед моим мысленным взором вырисовывается нечеткий образ Шантель, которая подает этому мужчине кофе и берет круассаны с подноса длинными серебряными щипцами. Он спрашивает ее о планах на выходные, о клубах, о том, чем «молодежь занимается в наши дни». В одни дни он просто раздражает ее, в другие – пугает или выводит из себя. Менеджер следит за тем, чтобы она никогда не оставалась с ним наедине. Мужчина порой ведет себя слишком фамильярно, но никогда не перегибает палку, чтобы его не выгнали.

– Нам нужно идти, – решительно говорю я и практически дергаю девушку за руку, чтобы вырвать ее из его хватки.

Мужчина с досадой смотрит на меня, и благодаря вспышке гнева сознание его приоткрывается и пропускает меня внутрь. Я снова мысленно оказываюсь в пекарне навынос. Он ненавидит свою неловкость и презирает себя за то, что сам часто портит беседу с Шантель. А еще он уверен, что у них отлично бы получилось поладить друг с другом, если бы она была чуточку менее высокомерной. Он читал в интернете об одном средстве, помогающем женщинам расслабиться и развязать язык. О естественном средстве, из трав. И это вовсе не «Рогипнол», то есть никакое не «средство для насильников». Это скорее помощник для тех, кому современная жизнь кажется немного быстрой, а женщины немного отстраненными. Это как бы расслабляющее средство.

Откуда-то из памяти вдруг всплывает слово «клофелинщик» – резко, как будто ударяет грузовик. Я, конечно, слышала о таких случаях, но они казались чем-то далеким, невозможным здесь – тем, что происходит только в Дублине, Лондоне или в Нью-Йорке, а вовсе не в провинциальных клубах.

– Вы что, отравили ее? – вопрос мой звучит как утверждение.

– Не сходи с ума, – говорит он, но на его лице отражается паника. – Ты что, дура? Сумасшедшая.

– Да как ты смеешь?! НАСИЛЬНИК! – кричу я так, что Шантель отчасти просыпается и оглядывается по сторонам.

К нам приближается вышибала, и я машу ему рукой, давая понять, что готова все объяснить.

Мужчина начинает двигаться спиной назад, оглядываясь в поисках выхода. Шантель подается вперед, ее бледное лицо скривилось, словно ее вот-вот вырвет. На топе выступили пятна пота.

Посетители с криками отшатываются от нее, а мужчина пробирается сквозь толпу.

– Ну ладно, девочки, – говорит вышибала в ярости. – Выходите. Вытаскивай ее.

– Ее отравили, подсыпали что-то в напиток или обкололи! – кричу я. – Вызовите полицию!

Вышибала не слышит меня и просто пытается отпихнуть Шантель к двери, не запачкав свой костюм рвотой.

– Гребаный ад, – говорит кто-то, когда она проходит мимо. – Посмотри – в полнейший хлам.

Мозг мой начинает закипать. Глаза ослепляет очередная вспышка ярких разноцветных лучей, и внезапно я оказываюсь рядом с женщиной на пшеничном поле и с Туту с двумя тушками зайцев в зубах. Мы обсуждаем судьбу ее юной дочери. Я обещаю женщине защищать девочку.

Вот кем она была. Просто женщиной, защищавшей других женщин от мужчин. Так было сотню лет назад, так есть и сейчас. Демон – это проклятый человек, в котором не осталось ничего человеческого. Но в Домохозяйке куда как больше человеческого, чем в иных людях.

В моей голове раздается резкий треск. И глухой удар, как от падения. Я вздрагиваю от возбуждения, как иногда бывает при всплеске адреналина за мгновение до засыпания. Музыка обрывается. Огни гаснут. Наступает минута замешательства. Люди раздраженно перешептываются, спрашивают, что случилось у диджея. Но замешательство длится недолго, потому что почти тут же раздается громкий крик, словно разрывающий пополам все помещение. Тот мужчина, «насильник», падает на пол в паре шагов от запасного выхода. Очевидно, он хотел побыстрее смыться, пока я и вправду не вызвала полицию.

Гул голосов без музыки и крики одного человека в клубе ощущаются очень странно. Все взгляды устремляются к нему, словно теперь он занял место диджея.

В последний год в моей жизни было как-то многовато криков. Паническая давка на концерте в «Сайпрес». Пронзительные вопли во время пожара на теннисном корте. Но тогда кричали в основном подростки, к которым подступала опасность. А сейчас кричит взрослый – хрипло и болезненно, как попавшее в капкан животное. Он весь корчится, сквозь белую рубашку проступают пятна крови.

Появляется еще один вышибала, и вместе с другим они пытаются оттянуть мужчину в сторону, но тот размахивает руками и скребет ими по всему телу. Я пытаюсь рассмотреть его сквозь толпу, но замечаю только темные полосы на шее и руках и водянисто-розовые пятна крови на воротнике и манжетах.

– Что это? Пепел? – спрашивает кто-то.

– Нет. Мех, – отвечает другой голос.

25

КРОВЬ НА РУБАШКЕ ОТРАВИТЕЛЯ НЕ ТЕМНО-КРАСНАЯ, как в фильмах ужасов, и не черная, как застывший сгусток. Она розовая. Похожая на розовый пот; ее пятна проступают словно после многочисленных булавочных уколов. Точнее после того, как кожу пронзают жесткие волоски меха.

Раздается звон разбитого стекла. Кто-то уронил большую бутылку за барной стойкой. Потом раздаются другие крики: «Какого черта?», «Что за хрень» и «Кто-нибудь, помогите!», рикошетом разносящиеся по залу. Я оглядываюсь и вижу, что у всех парней повсюду появляются серые полосы. На руках, на шее, на спине. Небольшие пятна в случайных местах, без всякой закономерности. У одного пятно на руке, у другого по всему предплечью. Весь мех разный, но есть две общие черты. Он серый, и только на парнях.

Глядя на своих партнеров, девушки взвизгивают и отпрыгивают в сторону, в ужасе сбиваясь в кучу. Некоторые взволнованно осматривают себя, выкручивают руки, поднимают блузки в поисках серых пятен и розовой крови – этой непонятно откуда взявшейся новой болезни. «Это мне не снится? – спрашивает кто-то позади меня. – Неужели все это на самом деле?»

Я отступаю к диджейской кабинке, пытаясь отстраниться от суматохи. Это твоих рук дело, Мэйв. Твоих и Домохозяйки.

Твоих в роли Домохозяйки.

Менеджер бара, поглаживая костяшки пальцев, говорит по рации: «Выводим всех наружу. Немедленно». Он не хочет, чтобы кто-то обвинил в случившемся клуб. Но как вообще можно кого-то в этом обвинить? Что это за необъяснимое явление: библейская чума, зараза, коллективная галлюцинация?

Сквозь весь этот хаос я замечаю, как Элли – та самая девушка, которую я искала и, как я была уверена, якобы ушла домой, – подходит к Шантель. Шок от ситуации, похоже, немного взбодрил блондинку, и вместе они направляются в туалет, чтобы привести себя в порядок.

Наверное, мы