Убийцы и те, кого так называют - Мэри Соммер

им рана под повязкой тоже выглядела относительно неплохо, если бы не лёгкое заражение соседних тканей. К сожалению, Джек не мог заглянуть внутрь без аппарата ультразвука или провести анализ крови, чтобы проверить уровень воспаления. Но температура пациента упала, и это было хорошим знаком.

Тарквин внимательно следил за каждым его движением – скорее из любопытства, чем недоверия. Стараясь избегать пристального взгляда, Джек достал заветную коробочку с золотой пылью.

– Не зря я следил за этим типом. – Он надеялся, что пыль настоящая и сотворит хотя бы маленькое волшебство. – Давай мне руку.

Тарквин протянул ему запястье, на котором уже заранее специальным узлом была завязана тонкая верёвочка. Джек никогда не отличался исключительной памятью, но узелок Самиры, благодаря которому недавний порез на его руке зажил быстрее, ему запомнился. Потому что ничто не происходит просто так. Потому что судьба.

Джек высыпал на узел часть пылинок, и они притянулись к сплетённым волокнам верёвки, как железные опилки к магниту. Джек уставился на рану.

– Думаешь, она сразу затянется? – поинтересовался Тарквин, приподняв голову.

– Нет, конечно, даже в исполнении женщин магия не всесильна, – соврал Джек. Он надеялся на мгновенный результат. – Может быть, на рану тоже посыпать?

– А это гигиенично? – Тарквин похвастался термином, который выучил буквально вчера.

– Не уверен, – признался Джек. – Что сильнее, магия или бактерии?

– А что такое бактерии?

– Хм. Это грязь.

Решив пока не рисковать, Джек закрыл коробочку и спрятал остатки золотой пыли до крайнего случая.

– Когда в следующий раз решишь спасти мне жизнь, постарайся сделать это с меньшим ущербом для моего здоровья и твоей репутации. – Тарквин откинулся назад и уставился на покрытый разводами и плесенью потолок.

– Эй, у меня не было выбора! – вспыхнул Джек. – Если бы я не выстрелил, то через пять секунд в тебя полетели бы шесть других стрел. И те другие лучники не направили бы их в твои самые нечувствительные места на теле, скрытые плотными слоями одежды. И они бы уж точно не выбрали короткие тупые стрелы с наименьшим уровнем поражения. Я думал, что ты просто осядешь на землю, вокруг столпятся люди и закроют тебя. А ты взял и свалился с моста. Так что треснувшие рёбра и переохлаждение – не только моя вина.

– Да, я знаю…

– Между прочим, я прыгнул за тобой в холодную воду, вытащил тебя, выхаживал и…

– Джек. – Тарквин помахал рукой перед его лицом, призывая замолчать. – Я знаю. Я благодарен тебе.

Джек кивнул. Он вовсе не хотел благодарности – он мечтал бы, чтобы этого всего не случилось. Чтобы ему не снился тот последний взгляд Саймака на крыше башни и его чёткие мысли в собственной голове. Ровно в полночь, когда упадёт последняя песчинка в часах на башне, шестеро лучников из разных точек площади выстрелят в короля. О да, Джек предпочёл бы не убеждать Тарквина, что это вовсе не он, а родной брат намеревался его убить.

– Если окажется, что я ошибся, что у меня случилась галлюцинация и я напрасно в тебя стрелял… – начал Джек.

– Тогда мы вместе с Саймаком посмеёмся над тобой и будем жить дальше, – закончил Тарквин.

Джек был не против ошибиться и восстановить веру в человека, к которому успел привязаться. Но одна маленькая, тайная часть его – та, что иногда напоминала о себе заискивающим мерзким голоском, – жаждала оправдать свои поступки.

Сбросив куртку и ботинки, Джек перебрался на мешки с зерном и тоже лёг на спину. Потолок был похож на не слишком чистый, но большой лист бумаги, на котором поместилось бы много строчек. Когда Тарквин уснёт, Джек достанет тетрадь, перечитает все старые записи и добавит новые. Ох, ему так много хотелось добавить.

– Во время Салгриана ничто не случается просто так, – неожиданно произнёс Тарквин.

– О чём ты?

– Я всё думал, что означает эта слепота, что такое важное я должен увидеть. – Тарквин говорил бесцветным голосом, продолжая рассматривать узоры из плесени. – Теперь всё понятно. Я упустил брата, не заметил главного под самым носом.

Джек тоже ни о чём не подозревал, но вряд ли в данном случае корректно было сравнивать.

– Мне кажется, что на самом деле Саймак не желает тебе зла, он просто немного запутался в приоритетах, – высказал он несмелое предположение, над которым в последние дни раздумывал чаще, чем над чем-либо другим.

– И поэтому мы прячемся здесь, чтобы он не смог воспользоваться моей слабостью и довести дело до конца, – отрезал Тарквин, почти дословно процитировав доводы Джека переждать пока в этом всеми забытом месте.

– Ну… мы также здесь, потому что твой грандиозный план легче провернуть, оставаясь в тени, – напомнил Джек.

Тарквин лежал, хотя вид у него был крайне неспокойный. Наверняка он сейчас мысленно наматывал круги по комнате и колотил кулаком в стены.

– План, ага, – пренебрежительно буркнул он. – Будто я могу сейчас думать о чём-то, кроме Грэйс. Неизвестно, где она…

Джек встрепенулся и резко сел.

– Почему неизвестно? Ты же говорил, что она в безопасности, что Горк повезёт её в надёжное укрытие, если что-то случится.

– Будто Грэйс станет сидеть на месте.

– Почему нет?

– А ты и правда совсем её не знаешь? – Тарквин тоже задал вопрос, но его интонация получилась больше утвердительной.

Джек закусил губу. Они с Тарквином провели вдвоём несколько дней, много разговаривали на самые разные темы и уже научились понимать друг друга. Но за всё это время бывшие соперники не упоминали Грэйс, хотя её образ существовал в мыслях постоянно и во время бодрствования, и даже в самых глубоких фазах сна. На этом взаимном молчании и строилось их гармоничное сосуществование, но Джек понимал, что рано или поздно это закончится. Он ковырнул подсохшую корочку на сердечной ране и прислушался к ощущениям. В таких случаях желательно терпеливо дождаться, пока отмершие ткани вместе с запёкшейся кровью сами отвалятся, оставив после себя лишь аккуратный рубец. Но пациентам всегда хочется приблизить результат: корка срывается, рана вновь кровоточит, а болезненный процесс заживления начинается заново.

– Расскажи мне, как у вас всё произошло, – попросил Джек, откашлявшись, – расскажи, когда ты понял, что, ну…

– Что люблю её? – подсказал Тарквин.

Джек вздрогнул и снова лёг.

– Ты уже так это формулируешь, – удивился он.

– Я так это чувствую.

Тарквин, наоборот, сел. Желая чем-то занять руки, он взял нарядный плащ для торжественных событий, который в последние ночи заменял ему одеяло, и принялся отрывать от воротника ремешок.

– Я помню мучительное желание – потребность, чтобы она поправилась. – Тарквин разорвал шов и вытащил бронзовую пряжку.

– Да, у меня тоже всё примерно так началось, – подхватил Джек.