Убийцы и те, кого так называют - Мэри Соммер

Он перевернулся на бок, пытаясь рассмотреть в глазах собеседника отражение собственных чувств.

Тарквин еле заметно покачал головой.

– Наверное, на тебя произвело впечатление, когда Грэйс не бросила тебя там, в лесу, – догадался Джек, – когда она вооружилась палкой и решила противостоять разбойнику с мечом?

– А до этого я смотрел, как она пытается накормить мою лошадь яблоком, и почему-то думал, что ничего лучше ещё в жизни не видел, – ответил Тарквин. Он сосредоточенно разделывался с пряжкой, которая, вероятно, чем-то ему не угодила.

Джек не считал это достаточным для того, чтобы успеть влюбиться.

– Правда, то же я успел подумать, когда плыл на корабле, – напомнил Тарквин сам себе. – Все пассажиры готовились ко сну, а Грэйс выбежала на верхнюю палубу и стала кружиться в лучах заходящего солнца.

– Я видел, как Грэйс танцует, – вставил Джек.

Тарквин улыбнулся. Тарквин очень даже умел улыбаться, если на то была уважительная причина.

– Я не слышал музыку, – сказал он, – но как будто и слышал.

А ещё Тарквин умел, пользуясь лишь парой самых необходимых слов, передать настроение. Он чертил в фантазии собеседника одну кривую линию, из которой разрасталось огромное детализированное полотно.

– Ты уже тогда влюбился в неё? – Джек прикрыл глаза, не желая видеть в танцующих тенях тёмной комнаты силуэт Грэйс.

– Не совсем, – ответил Тарквин.

– А когда же? – поторопил Джек. Не в силах справиться с внезапным волнением, он снова открыл глаза, сел, опустил ноги на холодный пол и проникновенно уставился на собеседника. В отличие от рассказчика, слушатель из него вышел нетерпеливый. – Когда вы ближе пообщались, и ты узнал, какая она чудесная, добрая и милая?

– В первый раз я увидел Грэйс ещё немного раньше тем вечером, – ответил Тарквин. Наверное, он мысленно отправился в то место и то время, потому что взгляд его остекленел, а руки застыли в неестественном положении. – Она сидела на большом камне у воды и ждала корабль. Когда тот показался вдали, Грэйс вскочила и замахала людям на палубе. Ничего особенного, но я стоял там, смотрел и почему-то не мог поверить, что она существует на самом деле. Вот тогда, наверное.

Порой Джеку тоже казалось, что Грэйс из какой-то третьей, ещё неизвестной ему реальности. Он тихо порадовался этому совпадению, как доказательству того, что его любовь тоже была правильной.

– Так, Квин, нужно как-то сообщить Грэйс, что ты жив, – решительно сказал Джек. Удовлетворив гнетущее любопытство, он мог озаботиться проблемами поважнее.

Тарквин удивлённо на него посмотрел.

– Но ведь она знает, – заявил он, отложив рукоделие из вконец испорченной пряжки.

– Откуда? – растерялся Джек.

Всё ещё законный король Марилии закатил глаза и стал в этот момент очень похож на своего брата.

– То есть ты правда думаешь, что Грэйс считает, будто ты пытался меня убить? – спросил он.

– Ну… со стороны мой поступок как бы однозначно на это намекал, – ответил Джек, не удержавшись от нотки сарказма в голосе.

– Ты рассказал мне историю, как при помощи волшебного камня прочитал мысли Саймака, узнал о его намерении меня убить и первым выстрелил исключительно с целью спасти. И я тебе поверил, хотя хроника наших отношений этого не предусматривала. – Тарквин подхватил его язвительную интонацию. – А Грэйс, с которой вы близко дружите уже десять лет, должна подумать иначе?

Джеку хотелось считать так же, но это ощущалось слишком оптимистично и поэтому страшно.

– Грэйс руководствуется только собственными чувствами, а не полагается на мнение окружающих, – добавил Тарквин, выйдя далеко за рамки обсуждаемой темы.

– После всего, что я натворил? – заупрямился Джек. У него в голове застучал деревянный молоточек, каким судья обычно призывает к порядку во время оглашения приговора.

Тарквин махнул на него рукой.

– Ничего ты такого ужасного не сделал, – заявил он авторитетно.

Похвала прозвучала неожиданно от человека, совершенно для этого не подходящего.

– Знаешь, я уже давно хотел сказать тебе, если это, конечно, ещё имеет значение. – Тарквин лёг и вернулся к созерцанию потолка. Он провёл в этой позе несколько дней и уже достаточно насмотрелся на унылое полотно, но рисунки из сырости и переплетения паутины в углах таили в себе ещё много тайн.

– Что? – Джек вспомнил, как сильно устал, и повторил движение. Можно было представить, что они вдвоём валяются на лугу и рассматривают россыпь звёзд на ночном небе. Романтика – идеальная обстановка, чтобы обсуждать одну общую даму сердца.

– Когда Грэйс ранили, когда она ещё не совсем пришла в сознание, – сказал Тарквин тихо, но отчётливо, – сражаясь за жизнь, она несколько раз произнесла твоё имя.

Молоточек в голове Джека последний раз громко ударил о деревянную подставку и превратился в бесшумную пыль.

– Правда? – на всякий случай переспросил он.

– Чистая, – подтвердил Тарквин, – но, если ты ещё раз полезешь к ней целоваться, я за себя не отвечаю.

Джек рассмеялся.

– Больше не буду, – пообещал он совершенно искренне.

Отвернувшись к стене, Джек быстро уснул. Ему снились настоящие драконы, которые плавно скользили по дну Зелёного моря под звуки лютни, и воображаемый кот, такой пушистый, какими могут быть только воображаемые коты. И больше ничего.

11

Фантазии о способах убийства

Наверное, прошло уже много часов. Судя по меняющемуся цвету неба за окном, сначала наступил вечер, а потом ночь. Как это всегда и случалось.

Грэйс не помнила, смогла ли она за всё это время хоть раз пошевелиться. С тех пор как Саймак, достигший крайней степени недовольства, привёл её в свой кабинет и закрыл снаружи на ключ, Грэйс так и лежала на диванчике с мягкой обивкой. Поза была неудобной, рука неестественно изогнулась, но у Грэйс не было сил, чтобы искать новое положение или чтобы вытирать слёзы, солёность которых разъедала кожу на щеках.

От подушки исходил знакомый, почти родной запах. Удивительно, Джек ведь давно не курил, но в его волосах сохранился приятный, терпковатый аромат табака. Наверное, до Грэйс он последним лежал на этом диване. Как раз после победы в состязании лучников и перед самым ответственным выстрелом праздничного вечера…

Впервые за много недель Грэйс осталась одна. Раньше она часто сбегала ото всех, чтобы упорядочить мысли и позволить им договориться между собой. Сейчас Грэйс больше всего хотелось, чтобы кто-то сильный рядом не позволил ей окончательно превратиться в лужу из слёз и соплей. Трудно долго держаться на одной вере, иногда её хрупкий фундамент нуждается хоть в тонком слое цемента.

Порой достаточно и новой порции гнева.

Когда в замочной скважине стал медленно проворачиваться ключ, Грэйс сперва вскочила на ноги, а потом удивилась, как быстро и ловко она