Императрица семи холмов - Кейт Куинн

– Дорогой Публий исполнит свой долг так же, как и ты, – сердито бросила Плотина. – Мужчине нужен наследник.

– Траяну он почему-то не нужен.

– Уверяю тебя, в свое время он переживал по этому поводу.

Что ж, даже если это и правда, то не вся. Много лет назад Плотина была уверена, что как только Траян станет императором, он станет настаивать на наследнике. Когда он, наконец облачился в пурпурную тогу, ей был всего тридцать один год. Она еще могла родить ему ребенка. Тем более что императоры нуждаются в наследниках! Каково же было ее удивление, когда в ответ на ее слова он заявил следующее:

– Когда придет время, я выберу себе преемника. Так будет лучше. Кто знает, какого сына пошлет нам судьба? Я не хочу возлагать надежды на узы крови. Будучи свободен в своем выборе, я могу выбрать наиболее достойного кандидата.

Тогда Плотина не стала продолжать этот разговор, но это не значит, что она забыла о нем. В конце концов, Траян многого не знал, будь он хоть трижды римским император.

– Дорогой Публий стал для моего мужа желанным сыном, – заявила она Сабине. Это тоже была полуправда, но кому об этом известно? – Но я бы не хотела, чтобы он пошел по стопам отца. Ему понадобится наследник, и чем раньше это произойдет, тем лучше. Ты должна…

Ей не дал договорить знакомый низкий голос, прозвучавший в дверном проеме.

– Какой у вас обеих домашний вид! Юнона и ее сноха Венера за ткацким станком.

– Льстец! – со смехом ответила Сабина Адриану. – Кстати, впервые слышу, чтобы меня кто-то сравнил с Венерой!

«От тебя одна головная боль, как и у Юноны от Венеры», – подумала Плотина, но вслух ничего не сказала. Вместо этого она посмотрела на дорогого Публия, – какой же он красавец в свежей, накрахмаленной тоге! – и приподняла лицо, подставляя для поцелуя щеку.

– Мой дорогой. Я надеялась застать тебя!

– Только ничего не говори. Меня назначили легатом?

– Смотрю, ты хорошо информирован, – вздохнула Плотина. – Наверно, мне следовало ожидать, что ты обольстишь какого-нибудь вольноотпущенника, чтобы выудить у него эту новость.

– Итак? И в какой же легион тебя отправят? – поинтересовалась Сабина, отдавая мужу шуточный военный салют. Адриан тем временем наклонился, чтобы потрепать по загривку трех охотничьих псов, что вбежали вслед за ним в дом из сада и теперь увивались у его ног. – Где он стоит? В Египте? Сирии? Британии?

Адриан почесал за ухом у своего четвероногого любимца и посмотрел на Плотину.

– А что тебе успела поведать наша дорогая императрица?

– Наша дорогая императрица знает все, – слегка игриво ответила Сабина. – И как воспитывать детей, как улучшить общественные нравы, как поддерживать в провинции культурный уровень – и все это одновременно. Но что касается твоего вопроса, то на нем ее всеведение, к сожалению, закончилось.

В ответ на такое заявление Плотина нахмурила брови, как и сам Адриан. Впрочем, делать жене замечание он не стал. Это было не в его духе. Разговаривая с мужем, Сабина неизменно прибегала к игривому тону, но, похоже, сам он ничего против этого не имел. Более того, ему это явно нравилось!

– Итак? – Сабина встала из-за станка и с улыбкой подошла к мужу, словно ребенок, который рассчитывает получить подарок. – И куда же мы отправляемся, легат?

Адриан выпрямился и легонько прикоснулся губами к щеке жены – как показалось Плотине, поцелуй был полон нежности. Ты не обязан с ней нежничать, едва не одернула она пасынка. Она здесь для того, чтобы выполнить свой долг. Увы, дорогой Публий нежничал с женой, а та не выполняла своего долга. Иными словами, все было с точностью до наоборот, нежели Плотина надеялась.

– По-моему за это стоит выпить! – Адриан протянул руку, и вышколенный раб тотчас вставил в нее кубок с вином. – За наш отъезд в…

– И куда же? – Сабина была готова прыгать от нетерпения. Плотина вопросительно выгнула бровь.

– В Германию, – ответил Адриан, сжалившись над обеими женщинами. – Точнее, в Могунтиакум.

Тит

Дорога до Могунтиакума показалась Титу гораздо короче их путешествия на восток. Он не стал мешать центуриону задавать шаг и послушно ставил свое имя там, где тот ему указывал, когда требовалось сменить на станции лошадей.

– Каждый день на новой лошади, – пожаловался Викс. – И хотя бы раз попалась добрая. Так нет же. Такое впечатление, будто они все до одной ненавидят меня.

Тит уже привык наклоняться, чтобы за шиворот вернуть Викса в седло, всякий раз, когда тот начинал соскальзывать с конского загривка. Несмотря на изматывающую скорость их передвижения, обратный путь не был Титу в тягость. Может, вся разница в том, что теперь ему было с кем разделить свой обед на станциях.

– Помнится, не то Цицерон, не то Ювенал как-то раз изрек что-то вроде того, что-де усталость и грязь стирают сословные границы, – сказал он Виксу. Сам он сидел, в изнеможении откинувшись на спинку стула. Сапоги обоих сушились бок о бок у огня. – Правда, я так устал, что не смогу точно привести ни единой цитаты.

– Вот и хорошо, – ответил Викс, закрыв глаза. – Передай хлеб.

Тит уставился в огонь, что пылал в очаге неуютной, крошечной комнаты постоялого двора. От сапог поднимался пар.

– Наверно, ты сочтешь меня трусом, если я скажу тебе, как я тогда испугался, – неожиданно для самого себя произнес он. – Когда увидел, как на меня надвигаются эти даки.

Тогда его ноги как будто сделались каменными, а он сам как будто прирос к земле. Он мог лишь одно – оцепенев от ужаса, наблюдать, как они с каждым мигом делаются все ближе и ближе – и так до тех пор, пока рука Викса не нашла его руку. Легионер резким рывком втащил его на лошадь, отчего весь следующий день он боялся даже пошевелить рукой. Любое движение отзывалось болью, как будто рука была вывихнута в плече.

– Впрочем, испугался, это еще мягко сказано, – признался он.

– Да я сам обмочился от страха, когда первый раз вышел на арену и увидел, как на меня движется противник с мечом в руке. – Викс оторвал зубами изрядный кусок хлеба и машинально потрогал амулет на шее. – Страшно бывает всем. Так что ты не один такой.

– И что же ты сделал?

– Затолкал страх подальше и убил его. Это единственное, что можно сделать, если не хочешь умереть сам.

– Если бы не ты, я бы точно умер, – произнес Тит. Ему до сих пор было неловко. Он хотел от души поблагодарить своего спасителя, но никак не мог произнести слово «спасибо». Не потому, что стыдился, а потому, что даже оно было неспособно выразить его благодарность.

– Да ладно, – отозвался Викс, не открывая от него глаз. – И никому не говори, что я тебе только что сказал – как я обмочился в первый раз на арене. Скажи хоть слово – убью.

– Понял, – произнес Тит и тоже оторвал себе кусок хлеба. – А что это амулет у тебя на шее, который ты постоянно трогаешь?