Не небом едины - Виктория Стальная

чего-нибудь да паническая атака. Двадцать первый век — время триггеров, расшоривания сознания и закрытия гештальтов, которые и не стоило было открывать. А у нашего ужасного и опасного Лёни нервы расшатаны донельзя, вот и мучается бедняга.

— Ты так спокойно об этом говоришь, надо же что-то делать, как-то ему помочь, — я сочувственно посмотрела на вдыхающего и выдыхающего воздух бывшего.

— Во-первых, я подобное вижу каждый Божий день на работе. Во-вторых, у Липатова довольно простенький случай. В-третьих, — Изи взяла Леонида за запястье, — и когда это мы завязали с лечением, дорогой?

— Тогда, — судорожно выдохнул он и быстро, жадно стал осушать стакан с водой.

— Когда? — догадливо ухмыльнулась Изольда. — Когда выкрал с вечеринки Марту?

— Да, — лихорадочно содрогнулся бывший, — тогда. Я сорвался. Да там меня Элина подначила.

— Не сомневаюсь, — Изи забрала у Леонида из рук стакан, поставила на столик рядом с моей койкой и помогла аккуратно ему подняться, — бросив мне на ходу, — мы лечиться, а ты давай ложись и не суетись, дай швам срастись. У тебя ж не девять жизней, как у кошки.

У меня однозначно было не девять жизней, как у того же Тихона, которого видела только я, примостившегося мурлыча на моих коленях. На мгновение мне почудилось, что кот как-то хитро смотрит на Леонида, точнее на его перебинтованную руку.

Я проводила взглядом бывшего. Буквально за минуту он превратился из властного и устрашающего деспота в жалкого и беспомощного рохлю. И я перестала бояться вдруг Леонида, мне стало смешно и противно, что я вся сотрясалась и робела перед ним. А он по сути то оказался лишь слабым мужичонкой с гнильцой, коих сотни тысяч других на планете, которые возвышаются, унижая тех, кто им не даст отпор, например, поднимая руку на женщину. «И это ничтожное существо меня убедило в своей святости? Это нелепое подобие мужчины заставило меня жить в иллюзии, что я его люблю? Или я действительно любила дрожащую тварь, напичканную гнусными пороками, которые вылились ему в страдания паническими атаками?», — задумалась я, вытаскивая ноги из-под пушистого, разогретого и незримого Тихона, и спокойно присела на койке, с облегчением осознав, что готова бороться за свою жизнь.

— Было бы с кем бороться, — прошептала я и горько усмехнулась.

— Чего? — спросил он, не расслышав мои слова, и остановился на ходу, весь вытянувшись натужно, поймав мой жалостливый взгляд.

— Того, Лёня, того, — я сползла с койки и подошла к бывшему в упор, а он шарахнулся от меня и припал к стене.

— Ты чего?! — пискнул он, закрываясь руками.

— Матерь Божья, — подивилась я отнюдь нездоровой реакции Леонида, — тебя Элина что ли дома поколачивает? Ты чего дёргаешься?

— Н-нет, нет, да, нет, что ты выдумываешь, — замялся Липатов и забегал глазами.

— Леопольд, да успокойся ты, я тебя не съем, — решила я разрядить обстановку и пошутила, но, видимо, шутка ранимому бывшему не зашла.

— Прости Господи, нашла кого вспомнить, отца своего! — перекрестился он и схватился за массивный золотой крестик на длинной, плетёной цепочке, что виднелся в вырезе тёмно-красной рубашки.

«Элина, может, и поколачивает Лёнечку и доводит до паники, зато одевает его с иголочки. Рубашка вон брендовая, дорогая и новая. При мне у него такой вещицы не было.», — промелькнула мысль.

— К слову вспомнила, как папенька в шутку тебя Леопольдом именовал, — пожала я плечами, переминаясь с ноги на ноги, придерживая бок, который заныл.

— Мне твой папенька, царствие ему небесное, является в кошмарах, — вздохнул нервно бывший, — а на днях привиделся и вовсе средь бела дня.

— Тебе надо больше отдыхать, ты и раньше из работы не вылезал, а теперь тебя беременная жена выматывает. Возможно, я тоже доставляла тебе неудобства, когда ждала малыша.

— Нет, — топнул ногой Леонид, — ничего подобного. Ты не была мне в тягость, — странно улыбнулся он, держась одной рукой за стену, а второй опираясь на Изольду, — к тому же большую часть беременности пролежала на сохранении.

— Ясно, — я вернулась на койку, устав стоять, — давай выкладывай ваш план с Элиной. Чего вы хотите?

— Эмм, — Липатов отступил от стены, робко придвинулся ко мне, взяв меня за руку отвратительно влажной рукой, — надо бы девочку уговорить явиться ко мне в клинику.

— К тебе в клинику?

— Уж не думала ли ты, дорогая, что мы с тобой наслаждаемся роскошной жизнью на мою скромную зарплату эндокринолога? — съязвил Лёня, снова меняясь в лице, и больно крутанул на моём указательном пальце золотое кольцо с рубинами и изумрудами, подаренное им в предпоследнюю годовщину.

Я было на секунду замешкалась и струсила, но, заметив, как бывший начинает заходиться в новом приступе и тяжело дышать, без тени сожаления и без малейшей доли сомнений решила, как взрослый человек, взять на себя ответственность за свою жизнь и начать бороться за свою любовь. «Алёна мне тоже какая-то выискалась. Плутоний — мой любимый волшебник, и точка!», — с энтузиазмом заключила я про себя.

— Уж не на деньги ли папеньки ты открыл свою клинику? Ему это ох как не понравится. Он гневаться будет, учти.

— Пусть, сколько хочет, гневается и сокрушается с того света. Я в крайнем случае в церковь схожу, поставлю ему свечку. — продолжая задыхаться, рассмеялся Леонид и медленно направился к выходу из моей палаты.

— Благая мысль, Липатов, — я толкнула легонько его в спину и расхохоталась, — только поставь свечку за здравие. Папенька ведь жив твоими молитвами.

Леонид поперхнулся и сполз по стене, сливаясь с ней белизной, и мы едва успели с Изольдой подхватить его под руки

Глава 37

К нам с Изи присоединился какой-то щупленький санитар или медбрат, и обливаясь потом, сотрясаясь своими хрупкими костями, помог дотащить Лёню до моей больничной койки. Пока мы волокли тушку нашего общего бывшего, заклятая подруга испепеляла меня осуждающим взглядом. Когда я устало опустилась на стул, наблюдая за манипуляциями Изольды над обмякшим телом Леонида и потирая гудящие мышцы рук и плеч, она с укором заговорила со мной.

— И зачем ему надо было говорить про твоего отца? Поберегла бы будущего папашу, ему ни сегодня завтра предстоят бессонные ночи.

— Обо мне он что-то не шибко думал, подвергая опасности, стирая мою память. Почему я должна думать о его светлости? — И то верно, — Изи зевнула, прикрывая рот рукой и наблюдая за какими-то показателями на аппарате, что привезли оперативно в палату, к которому подключили Лёню. — Это какой-то секрет, что мой отец жив? Я думала вы все тут в курсе всего, кроме меня.

Изольда распустила хвост и помотала головой, потирая переносицу. Под глазами