Голоса прошлого - Ната Чернышева

    У меня никогда не получалось генерировать огонь так, как это умели парни– пирокинетики. Поэтому я ответила "прессом", он у меня всегда выходил неплохо.

    "Пресс" – один из боевых приёмов, рассчитанных на нашу паранорму. На дурня попросту упала незримая гранитная стена, пригвоздила к полу. Вызванный им огонь растёкся по нижней плоскости "пресса", и, не находя себе выхода, начал поджаривать корчившееся на полу тело.

    Теоретически из– под пресса выбраться можно, и даже есть наработки как. Но практически лучше под него не попадать вовсе. Уворачиваться, отпрыгивать, убегать, что угодно на свой вкус, кроме контратаки, она не поможет, лишь навредит. Такая это дрянь неодолимая, "пресс"; кто хоть раз на себе испытал, поймёт.

    Сквозь толпу протолкался капитан Огнев.

    – Отпусти дурака, Ламберт, – негромко потребовал он.

    Я отпустила. Парень завозился, шипя сквозь зубы от боли. Лицо его и открытые участки кожи наливались краснотой. Шкурка слезет, мстительно подумала я.

    – А теперь вы оба, – так же негромко, но внушительно выговорил Огнев, – пожмите друг другу клешни и дайте слово, что не станете продолжать.

    – Чтоб... я... сдох, – искренне выдохнул Сергей, поднимаясь на ноги. – Извините... госпожа комадар.

    Я хмуро буркнула:

    – Без претензий.

    Огнев кивнул. И ушёл; перед ним почтительно расступились.

    Я вернулась к своему кофе. Конечно же, он остыл. Гадость. А выпить придётся, следующую кружку получить можно будет только через трое суток.

    Скула горела. Вынула из кармана "таблетку" голографического зеркальца, активировала его. Н– да... видок. Синячище, ссадина, бровь пополам. В медпункт пойти, что ли. Или так зарастёт?

    Ехидный образ от Ванессы: калека на костылях заботится о складках вечернего платья, не так, мол, лежат. И краткий, жгучий разбор полётов, где я словила мух. Я тебя как учила, Ламберт, тупица?! Когда до тебя дойдёт?..

    – Хороша, – сказал капитан Огнев, рассматривая меня с высоты своего роста. – Поговорим?

    Не дожидаясь приглашения, поднял опрокинутый пуфик, ловко устроился на нём, поджав ноги.

    Я пожала плечами. Отчитывать будет, что ли? Не похоже.

    Он включил режим тишины.

    – Не возражаешь?

    Воздух вокруг нас на мгновение замерцал, генерируя тоненькую плёночку защитного поля по периметру вокруг.

    – Я хочу, чтобы ты меня выслушала, – серьёзно начал Огнев. – От первого слова до последнего. Постараюсь быть кратким, но ты будешь слушать? Хотя бы из уважения ко мне; надеюсь, я его всё– таки заработал, твоё уважение.

    – Так точно, господин капитан.

    Он поморщился:

    – Без званий, пожалуйста.

    – Хорошо... Игорь Валентинович, – сказала я, удивляясь всё больше и больше. – Я вас слушаю.

    – Я давно за тобой наблюдаю, – сказал Огнев. – С первого дня отметил, насколько ты необычна по сравнению с остальными курсантами.

    Я хотела возразить, но он поднял палец и покачал головой: не перебивай, слушай, ты обещала.

    – Ждал, когда сорвёшься, не выдержишь, уйдёшь. Целителю в армии одно только место – медпункт и операционная, всё. Тебя же в десант понесло... И ты справилась, что странно. И продолжаешь справляться. Вопреки всему.

    Я молча, – как он просил!– слушала. Что это с ним случилось такое? Наш капитан похвалу в адрес подчинённого из себя обычно клещами тащит и вовсе не потому, что считает младших по званию недотёпами. Недотёпы, – реальные недотёпы, имею в виду, – отгребают себе "похвалу" совсем иного рода. После чего либо растут над собой, либо уходят на гражданку.

    Он потёр ладонью короткий ёжик волос на затылке. Сказал:

    – В общем... Я едва не потерял тебя в очередной раз, и с меня хватит. Будь со мной, Энн...

    Что неожиданность, мягко сказано. У меня не нашлось слов. Что?!

    Он положил ладонь на мою кисть, и я невольно вздрогнула от этого прикосновения.

    – Не спеши с ответом. Кого ты любишь, я видел...

    – Сейчас скажете что– нибудь, – с тоской предположила я, не найдя более умного ответа.

    Детский лепет. Мне стало отвратительно себя слушать, и я замолчала. Хотелось заплакать, но слёз не было, и не буду я плакать, даже если появятся...

    – Ничего не скажу, – серьёзно ответил Огнев. – Это – только твой камень. Тебе и нести его.

    Камень. Это он точно выразился. Камень, да ещё какой...

    – На его место не претендую. Просто будь со мной, насколько сможешь. Год... полгода... Чтобы у нас помимо войны, будь она проклята, осталось ещё хотя бы что– то. Не спеши отвечать, Энн. Подумай. Надумаешь, приходи. Буду ждать.

    Он встал, попрощался коротким кивком и ушёл. Плёнка силового поля вспыхнула на миг ярко– сиреневым, впечатывая в сетчатку очертания капитанской фигуры, и погасла.

    Я с отвращением заглянула в кружку с остывшим пойлом. Зажмуриться и выпить залпом или тянуть сомнительное удовольствие по глоточку, отплёвываясь после каждого? Задача.

    Тёплое солнце, сочувствие инфосферы. Не прямое общение, ставшее уже привычным, а просто знание, словно бы само собой всплывающие сквозь слои памяти.

    Паранорма пирокинеза ограничена и неполна. Но относится к тому же спектру, что и целительская. С оговорками.

    Чтобы пирокинетик смог исцелить кого бы то ни было, он должен испытывать к этому человеку глубокое и яркое родственное чувство. Тогда невозможное становится возможным, и происходят настоящие чудеса.

    Продлить жизнь тому, кто уже встал одной ногой на край могилы, например. Или исцелить неизлечимо раненого...

    Капитан Огнев провёл сорок четыре 'паранормальных эвтаназии', и всего лишь одна из них окончилась успехом. Успеха могло и не быть. Поехала бы я в центр переподготовки или на гражданку; капитану стало бы грустно от потери хорошего бойца, но он это как– нибудь бы пережил. Без особых внутренних терзаний. Это – война. Кто– то получает ранение и отправляется на заслуженную пенсию, кто– то умирает навсегда. На их места приходят другие. На том мир стоит.

    'Я едва не потерял тебя в очередной раз'...

    Я уткнула в ладони пылающее лицо. Что мне теперь делать с этим, что? Как дальше быть?!

    – Ты просишь совета? – спросила в глубине сознания Ванесса.

    – Да... да!

    Облегчение от того, что не одна, что со мной рядом есть кто– то, кто поймёт и поможет, оказалось огромным.

    – Не руководство к действию, сама понимаешь. Решать тебе. Лишь совет. Я старше и видела больше... но и только.