Голоса прошлого - Ната Чернышева

    – Я... буду благодарна...

    – Для начала неприятный вопрос, – по– деловому начала Ванесса. – Сколько времени ты собираешься потратить на плач по засранцу, которому на тебя наплевать?

    Ожгло внезапным гневом. Как она смеет?!

    – Тёма не засра...

    – Выключи эмоции, Ламберт, включи рацио, – резко оборвала она меня. – Сколько? Год, два, десять? Всю жизнь?

    Всю жизнь. Всю жизнь! Жизни не хватит, наверное...

    – Я не... я не знаю.

    – Уже лучше. Хотя бы 'не знаю' вместо пожелания пойти по известному адресу...

    Я молчала, медленно поджариваясь на адском огне. Сама напросилась, сама допустила слишком близко другого человека, телепата, ну вот, получай неприятные вопросы. И не жалуйся. Не жалуйся...

    – Он у тебя первый и единственный, верно? – сочувственно спросила Ванесса. – Да, тебе придётся нелегко...Но скажи, Огнев тебе отвратителен?

    Память услужливо выдала лицо капитана, его голос: 'я давно за тобой наблюдаю...' И я с удивлением поняла, что отвечать утвердительно не очень– то хочется. Отвратительным Игоря Огнева называть было ну никак.

    – Нет.

    – Хорошо...

    – Я не могу!– возмутилась я. – Я... я... я его не люблю!

    – А вот это, прости, подростковый эгоизм, – безжалостно сказала она. – Все эти 'бабочки в животе', 'бабочки в животах у бабочек в животе' и прочая дурь. Надо уметь не только брать у жизни всё, но и отдавать взамен, причём тоже всё. Ты молода, Ламберт. Живи, а не существуй. Лови момент. Я давно и хорошо знаю Игоря. Он не из тех, кто подведёт или предаст. Тебе повезло... – молчание, потом сожалеющая досада:– Жаль, он позвал не меня...

    – Вы любите его? – вскинулась я.

    – Нет. Но я подарила бы ему радость. А это немало, поверь.

    Легко ей говорить. Она, наверное, никогда не любила, вот и...

    – Любила, – тихим вздохом пришёл ответ на мои мысли. – Любила, Энн. Это было давно...

    Но она не пожелала рассказать мне свою историю. Её камень оказался не легче моего...

    Я взяла в руки холодную кружку, выдохнула и влила в себя её содержимое. Во рту мгновенно стало мерзко. Это пить надо в горячем виде, тогда с ним ещё можно как– то примириться.

***

В предбаннике занялась броней. Проверить ещё раз, привести в порядок то, что требует внимания... Из– за полуоткрытых дверей доносился гитарный перебор, голоса. Алеська перекинулась парой фраз с кем– то, затем тихо, негромко запела.

    Ах, война, что ты сделала подлая

    Стали тихими наши дворы

    Наши мальчики головы подняли

    Повзрослели они до поры...

    Решение пришло внезапно и принесло с собой покой. Конечно же, нет. Как я объясню это Огневу, я пока не знала. Но обманывать его не хотела. Разве можно 'дарить радость', притворяясь, что тебе тоже хорошо? Я внезапно поняла Артёма. Он не хотел был довеском к моему чувству. А ответного у него не родилось. Как у меня к Огневу. Какая я была дура, какая дура! Жгучее мучительное чувство выбивало радугу на ресницах. Как я думала, что моей любви хватит на двоих... стоит только доказать Артёму, что я нужна ему, что мне без него никак, что...

    Для двоих надо, чтобы любили двое.

    До свидания мальчики...

    Мальчики!

    Постарайтесь вернуться домой!

    Я вошла в двери, жестом велела Алеське не прекращать. Села к себе. На полочке в изголовье стояла, заряжаясь, моя 'точка'. Зелёный огонёк горел ровно, не мерцая. Я вынула оружие из аккумуляторного гнезда. Знакомая тяжесть привычно нагрузила ладонь...

    Ах война, что ты подлая, сделала,

    Вместо свадеб – разлуки и дым

    Наши девочки платьица белые

    Раздарили сестрёнкам своим

    Сапоги... Ну, куда от них денешься?

    И зелёные крылья погон...

    У Алеськи был неплохой голос. Не глубокий, шикарный, хорошо поставленный, но приятный. Лучше, чем у большинства из нас.

    Говорят, будто верить вам не во что

    Что идёте войной наугад

    До свидания девочки...

    Девочки!

    Возвращайтесь скорее назад!

    Патока задумчиво проверяла остроту своего ножа на старом ремне, привязанном за спинку кровати и натянутом на кулак. А я слушала Алеську и понимала: она не вернётся. Она останется здесь, на Вране, и добро бы не пеплом.

    Как же сохранить ей жизнь?..

***

Мы продвигались навстречу осени. Вранийская осень на этой широте – безветренна, солнечна и красива той самой классической красотой, какую можно увидеть на старых записях из архивов, созданных ещё до наступления льдов на материнской планете Человечества. Первопроходцы Враны привезли с собой семена. Здесь росли деревья, исчезнувшие со Старой Терры навсегда. Берёза, орех, сахарный клён, акация...

    Золотой и алый фон портили синевато– жемчужные плети мравенеша, дожиравшего остатки вранийских городов. Проклятую лиану по возможности жгли все, кому не лень; я только следила, чтобы чересчур не увлекались, а то непорядок тогда получился бы.

    – Вот сволочи, – злобно высказалась Алеська. – Испоганили место!

    Мы подошли к её родному городу, к Обручам. К тому, что от него осталось...

    А осталось очень немногое: название. И то – всего лишь в памяти у вранийцев.

    На месте Обручей вздымался к небу громадный Лес. Неровная стена гигантских деревьев шла вдоль полноводной реки, бросая через бликующую на солнце поверхность толстые, даже на взгляд шершавые, тёмные корни мостов.

    Хмельнёва ругалась на всех языках, какие знала, со злыми слезами в голосе. Её можно было понять. Проклятый Лес сожрал её родной город. Город, в котором она родилась и выросла, где ей знакомы были каждая улица, каждый дом и каждый цветок в клумбе.

    Одно дело смотреть на такое в записи. Совсем другое видеть своими глазами, находясь в непосредственной близости от. Впечатляет не то слово как. Особенно когда понимаешь, что совсем скоро это будет сожжено. В хлам, в пепел. Ему не место на человеческой планете. Вообще.

    Надо отдать врагу должное, он защищался отчаянно. И его тоже можно было понять. Растить свой Лес столько лет затем, чтобы мы сожгли его? Как же.

    Но у нас была поддержка из космоса.