Божьи воины - Анджей Сапковский

«Останься, — подумал сталеглаэый. — Останься. Совершеннонеобходимо, чтобы ты осталась. Эленча Штетенкрон».

— Брат Анджей Кантор?

— Я... — Дьякон Воздвижения Креста подскочил, слышанеожиданный голос за спиной. — Это я... Ох... Матерь Божья! Это вы!

Стоявший у него за спиной мужчина был весь в черном — черныйплащ, черный вамс, черные брюки, черные, доходящие до плеч волосы. Птичье лицо,нос как птичий клюв.

И взгляд дьявола.

— Это мы, — с усмешкой подтвердил птицеликий, a eго усмешказаставила застыть кровь в жилах дьякона. — Давненько мы не виделись, Кантор. Язабежал в Франкенштайн, чтобы узнать, не...

Дьякон сглотнул слюну.

— Не выспрашивал ли последнее время кто-нибудь обо мне?

Установилось незыблемое правило: в те дни, когда КонрадОлесьницкий, епископ Вроцлава, прибывал в Отмуховский замок, дабы «отвестидушу», двери в епископские покои охранялись особо тщательно. Так, чтобы никтоне смел их ни отворить, ни тем более войти в них. Поэтому епископ обмер, когдадвери неожиданно с грохотом раскрылись и в спальню ворвалась группа изнескольких человек.

Епископ выругался необычно грязно. Одна из монашенок,веснушчатая, рыжая и коротко остриженная, с писком выскользнула из межляжечныхглубин епископа, вторая монашенка, также совершенно нагая, юркнула под перину,прикрыв голову и обильные прелести верхней половины тела, но выставив при этомна публичное обозрение гораздо более интимные части нижней половины.

Тем временем группа на пороге распалась на Кучеру фон Гунту,епископского телохранителя, двух отмуховских стражников и Биркарта Грелленорта.

— Ваша милость... — выдохнул Кучера фон Гунт. — Я пытался...

— Пытался, — подтвердил Стенолаз, сплюнув кровь с разбитойгубы. — Но дело, с которым я прибыл, не терпит отлагательства. Я сказал емуэто, но он не хотел слушать...

— Вон! — рявкнул епископ. — Все вон! Грелленорт остается!

Стражники, сутулясь, вышли вслед за Кучерой фон Гунтом. Заними, шлепая босыми ступнями, побежали обе монашенки, стараясь прикрыть рясамии рубашками как можно больше из того, что удавалось прикрыть. Стенолаззахлопнул за ними двери.

Епископ не поднялся с ложа утехи, лежал развалясь, толькоприкрыл самое суть, то, над чем еще недавно усердно трудилась рыжая монашенка.

— Хорошо, чтобы это действительно было срочно, Грелленорт, —зловеще предупредил епископ. — Чтобы это действительно было важно. Так илииначе, мне уже начинает надоедать твоя наглость. Думаю, пора отказаться отдурной манеры влетать ко мне через окно или проникать сквозь стены. Это можетвызвать нездоровые толки. Ну ладно. Слушаю!

— Нет уж. Это я слушаю.

— Даже так?

— А у вашей епископской милости, — процедил Стенолаз, — нетли случайно, чего-то, что следовало бы мне сообщить?

— Ты что, белены объелся, Биркарт?

— Не утаиваешь ли ты, случаем, от меня чего-то, папочка?Что-то важное? Что-то, что, хоть оно и содержится в тайне, может стать известновсему миру?

— Что за бред! И слушать не хочу!

— Ты забыл Библию, князь епископ? Слова евангелиста? «Нетничего тайного, что не стало бы явным»[126]. Любезно сообщаю,что отыскался свидетель нападения на сборщика податей, совершенного неподалекуот Бардо тринадцатого сентября AnnoDomini 1425-го.

— Ну, ну, — ощерился Конрад из Олесьницы. — Свидетель.Нашелся. И что показал? Кто, интересно бы узнать, напал на сборщика?

Глаза Стенолаза блеснули.

— Раскрытие исполнителей — это лишь вопрос времени, —буркнул он. — Ибо так складывается, что того свидетеля нашли люди, к нам нерасположенные. А имея свидетеля, они по нитке доберутся до клубка, и всевылезет наружу. В том числе и золото. Так что сбавь немного тон, епископ!

Епископ Конрад некоторое время зло смотрел на него. Потомвыбрался из ложа, накрыл наготу опончей. Присел на карлу. И долго молчал.

— Как ты мог, папуля, — укоризненно сказал Стенолаз,усаживаясь напротив. — Как ты мог? Ничего мне не сказав? Не поставив визвестность?

— Не хотел тебя волновать, — гладко солгал Конрад. — У тебястолько забот в голове... Откуда тебе известно о том свидетеле?

— Магия. И доносители.

— Понимаю. С помощью магии и доносителей можно будет, думаю,того свидетеля выследить... И... хм-м... убрать? Вообще-то ссал я на этогосвидетеля, а на недоброжелателей тем более. Ничего они не могут мне сделать. Нозачем мне эти хлопоты? Если б удалось свидетелю втихую свернуть шею... А?Биркарт, сын мой? Поможешь?

— У меня масса забот в голове.

— Хорошо, хорошо. Meaculpa[127], — неохотнопризнался епископ. — Не злись. Ты прав. Я утаил! А что? Ты от меня ничего неутаиваешь?

— Зачем, — Стенолаз предпочитал не признаваться, что, иверно, утаивает, — зачем, поясни мне, князь епископ, ты грабанул деньги,которые якобы должны были послужить святому делу? Войне с чешской ересью.Круцьяте, к которой ты постоянно призываешь?

— Я эти деньги спас, — холодно ответил Конрад. — Благодарямне они послужат тому, чему послужить должны. Будут истрачены на то, на чтоследует. На наемников, на коней, на сбрую, на орудия, на ружья, на порох. Навсе, с помощью чего мы сумеем преследовать, побить и уничтожить чешскихотщепенцев. И можно быть уверенным, что никто эти деньги не растратит. Если бысобранные подати поехали по Франкфурт, их просто бы разворовали. Как всегда.

— Аргументация, — усмехнулся Стенолаз, — достаточноубедительная. Но сомневаюсь, чтобы папский легат дал себя убедить.

— Легат — самый большой ворюга. Впрочем, о чем мы говорим? Илегат, и князья уже получили свое серебро, ведь после грабежа мы собрали податиеще раз. Как ими воспользовались, известно. Под Таховом! То, что не попало в ихкарманы, осталось на поле боя, с которого они позорно сбежали, все оставив гуситам!А та подать? О ней даже уже не вспоминают. Это уже история.

— К сожалению, нет, — спокойно возразил Стенолаз. — Теподати одобрил Райхстаг. Тот, кто украл деньги, насмеялся над князьямиэлекторами Райха, насмеялся над архиепископами. Они дела так не оставят. Будутнюхать, будут копаться. В конце концов обнаружат правду. Либо у них возникнутобоснованные подозрения.