Вердикт - Джон Гришэм

Через все это Фитч уже неоднократно проходил.Он помнил все доказательства. Он мучительно долго выслушивал прения адвокатов.Он не раз, покрываясь испариной, ждал, пока присяжные обсуждали свой вердикт.Он тихо торжествовал победы, но ни разу ему не представлялся случай купитьвердикт.

* * *

Ежегодно сигареты убивают четыреста тысячамериканцев, утверждал доктор Килван, доказывая свое утверждение с помощьючетырех огромных таблиц. Это самый смертоносный товар на рынке, ничто дажеблизко не может с ним сравниться. Разве что оружие, но оно, разумеется,производится не с целью убивать людей. Сигареты же делают для того, чтобыкаждую из них кто-то выкурил, они-то все используются по назначению. Онисмертоносны, когда используются именно так, как задумано.

Этот аргумент задел присяжных за живое, егоони не забудут.

В половине одиннадцатого судья Харкинраспустил их на пятнадцать минут выпить кофе и зайти куда нужно. Николас сунулЛу Дэлл записку, та передала ее Уиллису, который в этот момент, к счастью, неспал и отнес ее немедленно судье. Истер просил о личной беседе во времяобеденного перерыва, если судья сочтет это возможным. У него было нечтосрочное.

* * *

Сославшись на то, что у него побаливает животи нет аппетита, Николас отказался от обеда, сказал, что ему нужно в туалет ичто он скоро вернется. Никто не обратил на это никакого внимания. Большинствоприсяжных в это время под разными предлогами пересаживались подальше от СтеллыХьюлик.

Николас проскользнул по узкому заднемукоридорчику и вошел в кабинет, где его ждал судья, один. Он ел холодныйсандвич. Они горячо приветствовали друг друга. Николас принес с собой небольшуюкоричневую кожаную сумку.

— Нам надо поговорить, — сказал он, садясь настул.

— Они знают, что вы здесь? — спросил Харкин.

— Нет. Но мне нужно побыстрее вернуться.

— Начинайте. — Харкин проглотил ломтикподсоленного картофеля и отодвинул тарелку.

— Я должен сообщить вам три вещи. СтеллаХьюлик, номер четвертый, сидит в переднем ряду, ездила в выходные в Майами и заней следили какие-то неизвестные, она предполагает, что это были люди, нанятыетабачными компаниями.

— Откуда вы знаете? — Его честь пересталжевать.

— Сегодня утром я подслушал разговор. Онашепотом рассказывала это другому присяжному. Не спрашивайте, как она обнаружиласлежку, — я слышал далеко не все. Но бедняжка в полной прострации. Честноговоря, я думаю, что перед приходом сюда она приняла пару стаканчиков. Скореевсего водки. А может, “Кровавой Мэри”.

— Продолжайте.

— Во-вторых, Фрэнк Херрера, номер седьмой, —мы с вами говорили в прошлый раз о том, что он уже принял свое решение, — таквот мне кажется, что он пытается влиять на других присяжных.

— Я слушаю.

— Он пришел на этот процесс с твердым мнением.Думаю, ему хотелось послужить. Он ведь в отставке — с военной или какой-то инойслужбы, полагаю, ему до смерти наскучило безделье, но он решительно настроен впользу зашиты и, ну... он меня беспокоит. Я не знаю, как вы поступаете с такимиприсяжными.

— Он обсуждал обстоятельства дела?

— Один раз, со мной. Херман очень горд своейпредседательской должностью и не потерпел бы подобных разговоров.

— Очень мудро с его стороны.

— Но он не может за всем уследить. А как вызнаете, это в общем-то у людей в крови — желание посплетничать. Так или иначе,Херрера небезопасен.

— Понятно. А третье?

Николас открыл свою кожаную сумку и достал изнее видеокассету.

— Работает? — спросил он, указывая нанебольшой телевизор, стоявший в углу на подставке с колесиками.

— Думаю, да. На прошлой неделе работал.

— Вы позволите?

— Конечно.

Николас нажал кнопку “вкл” и вставил кассету.

— Вы помните парня, которого я заметил в залена прошлой неделе? Того, что следил за мной?

— Да. — Харкин встал и подошел поближе кэкрану. — Помню.

— Ну так вот он. — Изображение былочерно-белым, не идеально резким, но вполне качественным, чтобы увидеть, какоткрывается дверь и человек входит в квартиру Истера. Он настороженнооглядывается и с минуту смотрит почти прямо в объектив, спрятанный в вентиляционномотверстии над холодильником. Николас остановил запись в том месте, где камеразапечатлела портрет человека анфас крупным планом, и сказал: — Это он.

Судья Харкин прерывающимся голосом подтвердил:

— Да, это он.

Запись пошла снова. Человек (Дойл) то входил вкадр, то выходил из него, делал снимки, склонялся над компьютером. Чуть меньшечем через десять минут он ушел. Экран погас.

— Когда он... — не отрываясь от телевизора,медленно начал Харкин.

— В субботу днем. Я работал в восьмичасовую смену,и он вломился ко мне, когда я был на работе. — Это не совсем соответствовалодействительности, но Харкин никогда об этом не узнает. Николасперепрограммировал видеозапись так, чтобы хронометр показывал в нижнем правомуглу нужную дату и время.

— А почему вы...

— Пять лет назад, когда я жил в Мобайле, меняограбили и избили так, что я чуть не умер, — тогда грабители вломились ко мне вквартиру. Теперь я забочусь о своей безопасности, только и всего.

История выглядела абсолютно правдоподобной иобъясняла наличие изощренного видеооборудования, камер и компьютеров взахудалой квартире у служащего с минимальным жалованьем. Просто послеслучившегося человек боится насилия. Это каждому понятно.

— Хотите еще раз посмотреть?

— Нет, я уверен, что это он.

Николас вынул кассету и вручил ее судье:

— Пусть это останется у вас. У меня естькопия.

* * *

Фитч как раз подносил ко рту сандвич сростбифом, когда Конрад просунул голову в дверь и произнес слова, которые Фитчмечтал услышать:

— Девушка на проводе.

Он тыльной стороной ладони вытер губы иподбородок, схватил трубку и сказал:

— Алло.

— Фитч, детка, — прощебетала она, — это я,Марли.

— Да, дорогая?