Крах каганата - Михаил Казовский

В общем, август был в разгаре, а могучая флотилия русов поплыла на запад. По пути были запланированы два рейда: первый — для захвата Магаса, главного города алан, и второй — набег на адыгов. Святослав советовался с Ириной, вместе с ней обдумывал планы операций. Бывшая царица Хазарии, не желая кровопролития на земле своих предков, предложила ему следующий манёвр: оказавшись на Теберде, отослать в Магас посольство к керкундеджу Димидиру-Самсону с предложением покориться. Обещала лично вести переговоры и склонить брата к миру. Если же монарх ей ответит отказом, действовать уже силой.

Ольгин сын долго думал, без конца наматывал ус на палец, пил вино; наконец заглянул аланке в глаза:

— Не страшишься, Ирушка? Я большое войско отрядить с тобой не смогу.

— Всё в порядок, княже. Мне вполне устроить пятьдесят ратник, несомненно.

— Несомненно, коли братец твой проявит благоразумие. Ну, а как наладится со своей сестрой посчитаться? Не снести тебе головы, я на выручку прийти не успею.

— Нет, у Димидир дух не хватит меня убить, прямо встать супротив тебя и твоя дружина. Я ему обещать сохранение жизнь, если мне отдавать все его права на престол.

Киевлянин тяжко завздыхал, помотал оселедцем неодобрительно:

— Ox, опасную ты игру затеяла... Ну, да поступай как желаешь. Если брать главный город Алании с боем, жертв с обеих сторон и взаправду не оберёшься. А у нас впереди ещё Самкерц да Таврида. Надо оберечься.

Так и порешили.

Споро проследовав мимо Баксана, Пятигорья и оставив за собой Карамык, встали походным лагерем несколько южнее адыгейского городка, много позже превратившегося в русскую крепость, а затем и современный город Черкесск. Местные жители, видя могучего неприятеля, пострашнее самих хазар, отнеслись к появлению незваных гостей философски и не думали вступать в вооружённые схватки. Более того: добровольно отдали, что потребовали от них русы, — кур, овец, хлеб, вино и овёс для конницы. Воины отдыхали, а Ирина готовилась к миссии в Магас.

Выехала утром 21 августа — на коне верхом, по-мужски, как обычно — в кожаных штанах, сапогах и куртке, но на голове её вместо папахи развевалась белая женская накидка, закреплённая золотой диадемой с крупным бриллиантом в центре (это был подарок княгини Ольги, сделанный ею на прощанье). По бокам скакали пятьдесят гридей, а специально взятый проводник из числа местных жителей помогал не сбиться с дороги. «Вот он, главный день в моей жизни, — думала аланка. — Ради настоящего мига вынесла все невзгоды, рабство и изгнание, потеряла всех моих детей. Да, не ради мести Иосифу, но во имя Родины! Месть мелка и позорна, и она была только побуждением; прежде остального — Отечество, слава его и освобождение!» Двигались по горным тропинкам, кое-где вброд, а кое-где вплавь — без задержек пересекли четыре реки. И уже во второй половине дня, ближе к вечеру, различили в живописном ущелье, утопающем в зелени и в клубах речного тумана, купола и стены восхитительного Магаса. Видимо, со смотровой башни их отряд был тоже замечен, потому что вскоре из ворот появилась не менее внушительная вооружённая группа — человек в семьдесят — и направилась навстречу подозрительным визитёрам. Встали друг против друга, не предпринимая никаких действий. Командир алан после небольшой паузы крикнул по-хазарски:

— Кто вы такие и зачем прибыли?

А Ирина ему ответила по-алански:

— Перед вами — дочка Негулая-Моисея и сестра Димидира-Самсона, бывшая царица Хазарии, Ирма-Ирина. Послана к его величеству керкундеджу от лица русского кагана Святослава, что стоит многотысячным войском в двадцати верстах от Магаса, в устье Теберды. В нынешнем походе он себе подчинил камских булгар и буртасов, разгромил Итиль, Семендер и Беленджер. И готов заключить мир с Аланией на условиях общей выгоды. Если же Самсон не захочет переговоров и не примет нас, как положено, грянет бой, и никто тогда не спасёт нашу землю от набега завоевателей. Так и передайте его величеству.

Выслушав это сообщение, командир алан что-то приказал одному из своих приближённых; тот отъехал от общей группы, подстегнул коня и стремглав понёсся к воротам города. А пока обе стороны ждали высочайшего волеизъявления, командир алан вновь заговорил, покорившись своему любопытству:

— Верно ли, что погиб хазарский каган, а Иосиф бежал за морс?

— Верно, — подтвердила бывшая жена каган-бека.

— Получается, что Алания больше не должна платить Хазарии дань, поставлять ей воинов?

— Получается, так.

— Но теперь, если Святослав завоюет нас, то Алания сделается данницей Руси?

— Если завоюет, то да. Если керкундедж пойдёт на его условия, наша Родина отделается крупным выкупом, но останется независимой.

Собеседник её согласился:

— Да, действительно: есть над чем подумать...

Вскоре возвратился гонец. Выслушав его, командир поднял руку:

— О, светлейшая! Весть благоприятна, потому что его величество выразил желание встретиться с тобой. Но с одной оговоркой: можешь взять не более пятерых охранников.

Это было наглостью и неуважением к прибывшим парламентёрам; но Ирина чудом себя сдержала, не ответила резко и не развернула коня. Только помолчала, сопя, взвешивала возможности: да, конечно, хамство есть хамство, но по сути требование Самсона ничего не меняло, ибо пять или пятьдесят защитников роли не играли — ведь алан при любом раскладе больше; если захотят её погубить — сила всё равно на их стороне.

— Будь по-вашему, — холодно ответила женщина. — Но оставшимся моим спутникам строго накажу: если меня не выпустят до заката, пусть они скачут к Святославу, чтобы передать о моём пленении или гибели. Не пытайтесь также с ними разделаться — мы в ущелье спрятали своих часовых: убедившись в вашем коварстве, те успеют улизнуть и вернуться к князю.

— Хорошо, поехали.

Попрощавшись с гридями и решив, кто из них отправится вместе с нею, бывшая супруга Иосифа двинулась к воротам столицы. Город, на первый взгляд, совершенно не изменился — вроде бы и не было тех тринадцати лет, что прошли со времени подлого захвата Ирины и её продажи в рабство. Только деревянные мостовые явственно нуждались в починке, да ещё прибавилось мазанок на окраине; но потом возникало недоумение: отчего Магас, несмотря на буйное лето, выглядел как-то серо, тихо, без особого давнего задора? В чём тут было дело? Наконец сделалось понятно: не звонили к вечерне колокола на Святой Софии. Удивившись этому, дочка Негулая задала соответствующий вопрос командиру аланских всадников. Тот ответил просто:

— В храме службы нет.

— Как же так? Что произошло?

— После давнего появления вашей светлости в Магасе здесь работали по приказу Иосифа дознаватели из Итиля. Обнаружили: ваша светлость тайно крестились — не имев на то дозволения каган-бека. А коль скоро нагнать и вернуть вашу светлость восвояси не было возможности, злобу выместили на церкви. Высекли прилюдно монашку, что явилась крёстной матерью вашей светлости, и она умерла от ран. Выдворили отсюда попа, чтобы ехал обратно в Константинополь. И указом великого керкундеджа запретили Святой Софии действовать. Там теперь царская конюшня.