Воролов - Виктория и Сергей Журавлевы

Эта неожиданная встреча по пути в театр заставила Азаревича замереть на месте.

«Что за черт! Ну а эта-то здесь что забыла? И что теперь прикажете с ней делать?» – лихорадочно размышлял воролов.

Если предположить, что Наталья Николаевна уже за кулисами, то заботу о ней возьмет на себя штабс-ротмистр; Пятакову было поручено неотступно следить за Келлером, и сейчас он наверняка уже вцепился в него как клещ, и теперь, когда прежние планы нарушены, нельзя было оставлять Славину, невесть откуда взявшуюся на пустынной и стремительно заволакиваемой мглой улице, без должного присмотра.

Азаревич немного постоял за углом, а затем надвинул свою круглую драгунскую шапку на лоб, натянул ее потуже на голову и осторожно пошел за девушкой. Та тем временем уверенно пересекла площадь и обогнула большое кирпичное здание торгового дома купца Мануйлова. За ним узкий проулок, застроенный по обеим сторонам служебными и хозяйственными постройками, вел вниз, в сторону реки. Где-то здесь располагались известные всему городу мануйловские ледники. Говорили, что под торговым домом Осипа Харитоновича устроен подвал, из которого есть вход в обширные погреба: там хранили огромные запасы мяса, обложив туши вырезанными на Амуре кубами льда. Потом круглый год в его магазине торговали говядиной, и бесконечными подводами отправляли в Иркутск и другие города сотни огромных мороженных туш. Поговаривали, что не только под «палаццо», но и под городской площадью, домами, флигелями, сараями и лабазами спрятана целая сеть подземных лабиринтов.

Азаревич выглянул из-за угла у конюшенного двора. Впереди, у невзрачного каменного флигеля, мерцали огни костров и факелов, темнели силуэты подвод и лошадей, слышалось фырканье, храп, окрики, ругань да скрип снега.

Воролов, стараясь не потерять из виду Екатерину Павловну, твердой уверенной походкой шагавшую впереди, пригнувшись, прошел вдоль кирпичной стены каретного сарая. Здесь стояло несколько старых телег и саней, были сложены для починки оглобли, колеса, рессоры и прочие детали от нуждавшихся в ремонте экипажей. Особняком, поближе к кострам и царившей около них суете, темнел в массивном сугробе старый потертый возок; на его крыше лежала большая пушистая снежная шапка.

Азаревич подкрался к возку, осмотрелся, заглянул внутрь через расписанное морозными узорами оконце и, убедившись, что внутри безопасно, осторожно потянул на себя дверцу.

Сквозь стекло в противоположной двери сцена у флигеля теперь была видна, как из ложи столичного театра. Из своего укрытия Азаревич увидел Келлера: тот хмуро курил папиросу, поглядывая со стороны, как крепкие мужики в сермягах, засаленных портах и грязных сапогах по-муравьиному деловито выносили по ступеням из подвала через широко распахнутые наклонные створки говяжьи туши; ноги убитых животных, лишенные копыт, были туго связаны веревками, будто бы те уже некогда пытались убежать от своих носильщиков без шкур и голов. Каждый раз, когда очередная туша занимала в санях свое место среди таких же красно-синюшных оковалков, раздавался глухой удар, будто на речной лед бросали большое бревно.

Работа спорилась. Всего через четверть часа несколько стоявших перед флигелем подвод было нагружено доверху. Возницы защелкали кнутами, подгоняя лошадей, и те, взрыхляя копытами грязный утоптанный снег, потащили скрипящие полозьями сани в темноту.

Носильщики, вытирая об себя испачканные мерзлой кровью руки, побрели к разложенным за углом флигеля кострам греться. У входа в подвал остался один Келлер.

Внезапно через стекло возка Азаревич увидел, как перед Келлером вырос стройный силуэт Славиной, хорошо различимый в свете пылающих на стене флигеля факелов. Девушка попыталась положить поручику руки на грудь, но тот, отшвырнув папиросу и сделав шаг назад, отстранился. Тогда она заломила руки, в чем-то страстно его убеждая. Келлер невозмутимо смотрел на нее. Он только бросил ей несколько фраз и, взяв под локоть, попытался отвести ее в сторону. Было видно, что девушка сопротивляется, взрывая каблуками снежную кашу. Освободившись от цепкой хватки немца, она начала размахивать у него перед носом тонким пальчиком. Тот оглянулся по сторонам и, схватив Екатерину Павловну за запястье, потащил ее вниз, в открытый лаз, из которого грузчики только что выносили говяжьи туши.

Пришло время действовать.

Азаревич выскочил из возка и стал обходить флигель со стороны, противоположной той, где сейчас курили и перешучивались у костров усталые носильщики. Здесь, с тыла здания, был свален разный хлам: старые доски, жерди и ржавые железные обручи; рядом с углом дома стояла большая рассохшаяся бочка. Отсюда к лазу вдоль стены вела узкая обледеневшая дорожка, в некоторых местах посыпанная бурым песком.

На посту у входа в подвал Келлера сменил часовой в овечьем тулупе с револьвером за поясом. Он стоял к воролову боком, освещенный светом факелов.

Азаревич поднял с дорожки кусочек льда и бросил его на крышу старого сарая, утопавшего в снегу напротив флигеля. Льдинка стукнула по скату кровли и, рассыпавшись на пригоршню искристых горошин, скатилась вниз.

Караульный вздрогнул, обернулся, вытащил револьвер и взвел курок.

Азаревич, услышав приближающиеся шаги, притаился за бочкой, держа наготове свой нож.

Часовой по дорожке прошел вдоль стены флигеля, остановился и заглянул за угол. Потом он огляделся, хмыкнул, развернулся и неторопливо пошел обратно.

Азаревич тенью выскользнул из-за укрывшей его бочки и, пригнувшись, подкрался к караульному со спины. Затем он, зажав нож зубами и не меняя согбенного положения, вдруг схватил руками противника за голени и, резко рванув его ноги на себя, ударил головой дозорного в поясницу; дело завершил мощный удар сапогом, нанесенный падающему противнику в пах.

Тот упал лицом на лед, не издав ни единого звука.

Азаревич за ноги оттащил бездыханного часового за угол, вернулся ко входу в подвал, поднял с земли шапку, надел ее и прислушался.

Было тихо.

Он напоследок осмотрелся и скользнул внутрь.

Глава XX

Воролов шел под темными кирпичными сводами по проходу высотой чуть более человеческого роста. Холод глушил все запахи. Идти приходилось почти на ощупь: кое-где на стенах висели керосиновые лампы, но их свет был настолько тускл, что глаза поневоле привыкали к темноте. Азаревич прошел по коридору со множеством поворотов, ответвлений и потемневших от времени и сырости дверей. Где-то впереди он то и дело, казалось, слышал шаги и видел отблески света. Тогда он замирал, прислушивался и потом снова двигался вперед.

Внезапно в глубине коридора задергалось желтое пятно еще одной лампы. Азаревич огляделся и одним прыжком нырнул в приоткрытую дверь какой-то каморки.

Через щель между дверью и дверным косяком он увидел Келлера, тащившего за руку Славину, которая что-то быстро и взволнованно говорила.

Лицо поручика, освещенное снизу лампой, казалось худым и бледным, будто у обтянутого кожей скелета.