Лето быстрых перемен - Николай Рябов

Вторая серия мордобоя была ненамного длиннее первой, но оказалась гораздо более результативной: очень скоро я получил сильнейший удар в висок, после которого молча свалился на пол без сознания.

Боль и в этот раз помогла мне прийти в себя – тупая всепроникающая боль, которая внезапно обрушилась на меня буквально со всех сторон. Эта боль безжалостными тисками сдавила мою несчастную голову, а избитое тело заныло от неё так, будто на меня перед этим сбросили несколько валунов.

Сознание включилось моментально, точно так же, как после нажатия соответствующей кнопки включается пылесос или, скажем, магнитофон. Правда, в отличие от упомянутой бытовой техники, мой оживший рассудок вполне мог вести со мною внутренний диалог, чем сразу же не преминул воспользоваться.

«Ну и козёл же ты, Лёша! – услышал я от него первым делом, и это сомнительное приветствие заставило на время забыть о болевых ощущениях. – Как же можно было соваться к этой стерве, не предупредив Маркелова или кого-нибудь из ребят?!!!».

Это было тяжкое обвинение, которое обожгло, словно нечаянно пролитый кипяток.

«Кто же знал, что у Каперской под ружьём целая банда!»– робко возразил я, не открывая глаз, но это детское оправдание, по-моему, даже не было принято во внимание.

«Умник, ты просто обязан был предвидеть такие сюрпризы, и мог заранее выяснить, чем занимается эта мерзавка! – безжалостно корил меня мой внутренний оппонент, не замечая плачевности положения. – Кроме того, ты проигнорировал звонок Бережной!!!».

Этот пустопорожний спор с самим собой, наверное, мог бы продолжаться до бесконечности, но в моём положении такое развлечение было непозволительной роскошью и пришлось его на время прекратить.

Когда я приоткрыл глаза, меня со всех сторон обступила тьма. Признаться, грешным делом, я подумал, что после избиения лишился зрения, но вскоре мне удалось разглядеть узкую полоску света, что пробивался через дверную щель где-то вверху в нескольких метрах от меня. После этого открытия, я немного воспрянул духом.

Затем я попробовал пошевелить кистями, и это едва удалось, потому что руки были по-прежнему скованы наручниками и, кроме того, лежа на спине, я основательно придавил их собственным телом.

Я сделал грандиозное усилие и с тихим стоном повернулся на бок. Этот ловкий маневр позволил частично освободить руки, которые за время беспамятства отчаянно затекли, и сейчас меня едва слушались.

Разминка пальцев и кистей заняла несколько минут. Всё это время я напряженно думал о сложившейся ситуации, а также о том, что делать дальше.

«Интересно, сейчас ночь или уже утро?!», – лихорадочно гадал я, сжимая и разжимая за спиной задеревеневшие пальцы.

В моем положении временной фактор становился одним из решающих, и с каждой минутой я ощущал это всё острее.

«Сука Каперская, наверняка, рассчитывает выбить из меня правду, а затем – поминай, как звали!», – эта внятная мысль также постоянно будоражила мозг и, надо заметить, действовала на меня лучше всякого допинга.

Вскоре я почувствовал, что, сперва, кисти, а затем и пальцы стали понемногу оживать. После этого, я опять лёг на спину и, согнув колени, уперся ногами в пол.

Высвободить руки из-за спины оказалось делом нелёгким, но всё же вполне посильным для человека моей комплекции. Будь моя задница немного шире и полновесней, а ноги и позвоночник – чуть менее гнущимися, мне навряд ли удалось провернуть подобный трюк, который и без того потребовал поистине героических усилий.

Когда я, наконец, протиснул согнутые ноги через кольцо скованных рук и затем поднёс ладони с наручниками к своему распухшему лицу, оно было мокрым от пота.

Ужасно хотелось пить, а мой язык и нёбо пересохли так, словно я ничего не пил, минимум, полгода. В эти минуты я словил себя на мысли, что за стакан воды или какого-нибудь дешевого напитка сейчас, не задумываясь, выложил бы сотню баксов!

На всякий случай, я ощупал свои карманы и убедился, что они пусты, так что торг за склянку с питьём вряд ли бы состоялся.

Потом я медленно поднялся с пола и, справившись с приступом головокружения, осторожно побрел к двери, которую очерчивали в темноте две перпендикулярные полоски света.

Хотя каждый шаг отдавался в теле болью, я всё же чувствовал, что после недавних избиений кости в основном целы и, по-видимому, я отделался лишь сотрясением мозга да десятком-другим ушибов.

Оказавшись рядом с дверью, я смог, наконец, разглядеть стрелки на наручных часах – они показывали три двадцать семь.

«Слава Богу, ещё только половина четвёртого!», – воодушевлённо подумал я и уже в следующее мгновение поспешно прильнул к дверной щели, чтобы узнать, что делается снаружи.

Скажем прямо, смотреть особо было не на что: чьи-то вытянутые ноги в джинсах да плоская жестянка с окурками, стоящая рядом на бетонном полу – вот, пожалуй, и всё, что удалось увидеть за пределами темницы. По моим прикидкам, до тюремщика было метров пять-шесть.

Я отстранился от двери и прижал пылающую щеку к прохладной шершавой стене, которая немного помогла укротить разбушевавшуюся жажду.

Итак, в данный момент мою конуру кто-то охранял. Оставалось лишь гадать, каково число охранников, но здравый смысл подсказывал мне, что, скорее всего, там задействован лишь один человек. Скажите, какой резон приставлять к запертой двери (а я уже убедился, что дверь была на замке) нескольких часовых, когда охранять надо полуживого и, к тому же, скованного пленника?

Я напряг память и вспомнил парня с веснушками, который ещё недавно избивал меня вместе с напарником-боксёром. Кажется, этот подонок, напомнивший мне студента-недоучку, как раз и был одет в узкие светло-коричневые джинсы. Помнится, у него под мышкой ещё имелась кобура.

«Интересно, он спит или нет?», – мелькнула в голове очередная мысль, но проверить её прямо сейчас было трудно.

«Ладно, тогда глянем, что имеется в этом склепе!», – тут же решил я и начал методично ощупывать ладонями стену и пространство поблизости.

Смещаясь понемногу вдоль стены, я довольно быстро обошел свою камеру по периметру. Её размеры – примерно, три на пять метров – особо не впечатляли. Ещё больше разочаровало то, что комнатушка была абсолютно пуста, если, конечно, не считать меня и порядком надоевших наручников.

Как ни старался я нащупать что-нибудь из посторонних предметов по углам комнаты или просто у себя под ногами, увы, это так и не удалось. Пожалуй, единственным заслуживающим внимания открытием стал электровыключатель, который располагался на стене сантиметрах в сорока от двери. Сейчас он находился в выключенном положении.

Едва я успел закончить свои изыскания, как за дверью раздалось бездушное пиликанье мобильного телефона. Мелодия «Свадебного марша» в эти минуты прозвучала для меня, словно музыка инопланетян. Вслед за ней послышался заспанный тенорок тюремщика.

Уже через несколько секунд я опять был рядом с запертой дверью и, прижавшись к щели, вслушивался в доносящиеся до меня слова.