Лето быстрых перемен - Николай Рябов

Хотя взрыв был ожидаем, он всё равно прозвучал внезапно, а предшествовавшая тому ночная тишь только подчеркнула его сокрушительную мощь.

После того, как содрогнулась земля, а вместе с ней и сказочное строение с глубоким и большим подвалом, мне на несколько секунд заложило уши. Уже в следующее мгновенье я услышал звон разбитых стёкол, грохот листового железа, чьи-то вопли и истошный женский визг. Хотите, верьте, хотите – нет, но весь это звуковой бедлам был воспринят мной, как своеобразный гимн частично восстановленной Справедливости.

Итак, газовый джинн вылетел из своей желтой трубы и наделал переполоху больше, чем можно было ожидать!

Пожарные сирены подхватили какофонию паники буквально через несколько минут, когда длинные языки пламени уже облизывали здание с внешней стороны фасада.

Покуда обитатели бандитского гнезда носились с ведрами и огнетушителями вокруг своего горящего дворца, я лежал под кустами, и упивался зрелищем, сжимая в кармане потную рукоять «Макарова».

Из своих кустов я видел, как один из полуодетых охранников настежь распахнул въездные ворота и запустил на территорию два пожарных «КамАЗа». Он тут же запрыгнул на подножку головной машины, вероятно для того, чтобы показать спасателям, где можно подключиться к гидранту.

Нестандартность ситуации притупила бдительность стража, и он оставил ворота распахнутыми, словно приглашая меня воспользоваться подходящим моментом. Ну, что тут было делать?!

Подхватив свой огнетушитель, который, в случае чего, мог сойти за своеобразный пропуск, я решительно поднялся во весь рост и быстро пошел вдоль подъездной дорожки к воротам.

Мне надо было пройти до чёртовых ворот метров пятьдесят, может, чуть больше. Но в данную минуту эти злосчастные полсотни метров стали для меня жутким, едва переносимым испытанием, в основном, потому, что я не мог обернуться, чтобы посмотреть на происходящее за спиной!

Я изо всех сил старался идти неторопливо. Демонстративное помахивание огнетушителем, кажется, добавляло убедительности моему манёвру и всё выглядело очень правдоподобно, за исключением той мелочи, что я уверенно шагал в сторону, противоположную пожару, игнорируя крики и шум позади себя!

Только когда я беспрепятственно миновал ворота и затем потопал вдоль стремительно просыпающейся улицы, до меня, наконец, дошло, насколько же мне сейчас страшно. Именно в эти минуты, когда надо было поскорее улепетывать прочь от смертельной опасности, я вдруг сообразил, что идти быстрее мне мешает не боль в теле, не головокружение, а страх, обыкновенный человеческий страх, который незаметно завладел мною и, в два счёта, сделал ноги чугунными.

Возможно, кто-то сочтёт меня трусом и скажет, что в подобных обстоятельствах, да ещё с пистолетом в кармане бояться было абсолютно нечего, а, вместо этого, следовало бы просто осмотреться, чтобы спокойно действовать!

Наверное, со стороны виднее. Правда, если бы этот смельчак, хотя бы на полчаса, влез в мою шкуру и посмотрел на всё происходящее моими глазами, он, пожалуй, увидел бы что-то такое, что никогда и ни при каких обстоятельствах не разглядел бы из своего прекрасного и спокойного далёка!

Не стану рассказывать, как добрался до отделения милиции и как затем поведал сонному дежурному, что со мною произошло. Я также не буду передавать содержание короткого телефонного разговора с Маркеловым. Это не важно. Важно то, что уже через сорок (!) минут Максимыч находился рядом и деловито расспрашивал об обстоятельствах моего пленения и всех последующих злоключениях.

ОМОН поставили на уши буквально через пять минут, благо Маркелов, в отличие от милицейского капитана, знал на какие кнопки давить и кого какими последствиями пугать.

– Ничего, Лёшик, мы их усадим, минимум, на «пятёрочку»! – успокаивал Максимыч, деловито расхаживая перед столом, за которым я писал свои объяснения. – Будут знать, как на ноги наступать!

Когда с бумагами было покончено, и я сдал ментам трофейное оружие, Маркелов заявил, что повезёт меня к врачам.

Я сказал, что к медикам не поеду и, что если ему не трудно, пусть отвезёт меня домой. Максимыч нехотя согласился и, пожав на прощание руку капитану, пошел к дверям. Я молча вышел за ним.

В машине Маркелов, как мог, подбадривал меня, повторяя, что упечёт Каперскую за решётку со всем её бандитским выводком. Я вдумывался в то, что мне говорят не дольше пяти минут, а потом незаметно уснул под шум мотора и сипловатый, с лёгким надрывом голос друга.

В среду я почти целый день валялся на диване с компрессами и примочками. Говорю почти, потому что после обеда ко мне заглянул Маркелов и мы ненадолго съездили в медэкспертизу, чтобы оценить тяжесть полученных мною ран.

По пути в больницу Максимыч порадовал свежайшими новостями. Как стало известно, омоновцам на Флотской чертовски повезло: помимо целой россыпи незарегистрированных «стволов», они зацепили там ещё и центнер пластида с армейской маркировкой!

– Слава Богу, взрывчатка хранилась в гараже. Если бы в подвале, ты сейчас точно подлетал бы к орбитальной станции! – мрачно пошутил Маркелов. – Кстати, в «Мистрале» обыск оказался ещё удачней – Каперская организовала там подпольную химлабораторию. Вот почему эта змея переполошилась, увидев тебя!

– Стрельба была? – спросил я, мысленно ликуя по поводу того, что мой горестный труд был неожиданно вознаграждён.

Максимыч отрицательно покрутил своей лысой башкой.

– Всё чисто и даже без жертв! Вот только студентик твой после взрыва сильно заикается! Наверно струхнул…

– Интересно, кому принадлежит домина, в котором они меня убивали?

– Естественно, Каперской. Просто оформила его на бывшую свекровь, – пояснил Маркелов.

– «Лошадку» забрали? – спросил я напоследок, имея ввиду машину, из которой меня давеча выволокли молодцы с крепкими кулаками.

– Всё путём! – успокоил Максимыч, – Мишка уже отогнал в гараж…

В судмедэкспертизе, после тщательного осмотра, врачи подтвердили у меня отсутствие переломов, хотя и констатировали сотрясение мозга средней тяжести, плюс многочисленные ссадины и ушибы, плюс вывих верхних конечностей и небольшой нервный шок.

Чем дольше слушал медиков Маркелов, тем больше мрачнела его и без того хмурая физиономия.

– Пожалуй, для этих уродов и десяти годков будет мало! – негромко заявил он, когда седовласый очкастый врач быстро царапал на бланке своё заключение.

В ответ на это, я лишь неопределённо пожал плечами, всё ещё переживая собственную оплошность, которая чуть не обернулась фатальной катастрофой.

Максимыч, как мог, щадил мои чувства. Когда мы прощались рядом с моей двенадцатиэтажкой, я услышал от него то, что и ожидал услышать все последние часы.

– С твоими травмами и нервным истощением, Лёшик, можно, минимум, пару недель не показываться в конторе, – проникновенно сказал он, приобняв меня за плечо. – После этого уйдёшь в отпуск и отдохнешь по полной программе: с девочками, рыбалкой, Парижем, в общем, с чем и с кем пожелаешь! Что касается твоего банкира, то завтра-послезавтра введёшь меня в курс дела, и я дотяну эту историю до финиша. Лады?