От Лукова с любовью - Мариана Запата

Иван соскользнул со скамейки, и я пошла вслед за ним, правда, когда он остановился сбоку от стола, я, обойдя его, направилась к двери и вышла. Моя рука мгновенно потянулась к запястью и повернула браслет. Не от чего сходить с ума. Он ведь не назвал тебя тупицей. Он не сказал, что ты не умеешь читать.

Он просто подкалывал тебя. Точно так же, как ты подкалывала его, и он не жаловался и не плакал из-за этого. Не будь дурой. Не будь такой чувствительной и не злись. Ты слышала и кое-что похуже.

А я слышала.

Так вот почему я была чертовски взбешена и, возможно, капельку… обижена?

– Фри… Джесмин, – окликнул меня знакомый голос Ивана откуда-то из-за спины.

Я не остановилась, потому что время поджимало, а не потому, что я убегала от него.

– Мне нужно на работу, – не замедляя шаг, бросила я через плечо.

– Подожди секунду.

Подняв правую руку, помеченную большой красной буквой П, я подмигнула и помахала ею.

– Увидимся после обеда, – сказала я, прежде чем свернуть в коридор, ведущий к раздевалке. Я рванула внутрь, потому что мне действительно нужно было успеть на работу, а не потому, что я старалась избежать грубости Ивана.

Боже, я вела себя как дура.

Почему я просто не поговорила с ним?

К счастью, в этот самый момент в раздевалке оказалась всего одна девушка, мы с ней посмотрели друг на друга, и все. Открыв шкафчик, я взяла сумку и вытащила оттуда свою рабочую одежду, дезодорант, макияж и влажные детские салфетки. Но на экране моего мобильника мигал зеленый огонек, что заставило меня притормозить. Схватив телефон и открыв его, я увидела, что меня ждут две эмэмэски.

Одна была от папы.

На прошлой неделе послал тебе сообщение. Я приезжаю в сентябре. Надеюсь увидеть тебя.

Мое тело снова пронизало странное ощущение, которое я испытала в комнате отдыха, но я отмахнулась от него. Я напечатала ОК и сразу же отправила сообщение, чувствуя себя немного виноватой за то, что больше ничего не добавила. Но потом я прокрутила экран и увидела, что в последний раз отправляла ему сообщение четыре месяца назад, и внезапно почувствовала себя очень плохо.

Посмотрев следующее сообщение, я поняла, что оно от мамы.

Желаю удачного интервью. Не суетись, не строй рожи и не закатывай глаза, если тебя будут снимать на камеру. А также не ругайся.

Это вызвало у меня легкую улыбку, которая пришла на смену боли, и я напечатала ответ: Опаздываю…

Не прошло и тридцати секунд, когда я, выуживая из сумки носки и рабочие туфли, услышала, как вибрирует мой телефон, на который пришло очередное сообщение от мамы.

Мама: Я не узнаю тебя.

– Не то чтобы мне это было интересно, но ты злишься на меня?

Я только что сделала круг по льду, чтобы разогреться после часовой растяжки, когда Иван, подъехав ко мне со спины, задал свой дебильный вопрос.

Я даже не удосужилась взглянуть на него, ответив:

– Нет.

– Нет, не злишься? – переспросил он.

Краем глаза я видела очертания белого пуловера на молнии, который был на нем, и темно-синие спортивные брюки, заткнутые в черные ботинки. Почему он всегда одевался так, будто ему было на всех насрать? Фу. Я была в своем обычном наряде, состоявшем из выцветших легинсов и линялой майки с длинными рукавами и парой дырок. Благодаря тому, что я была невысокого роста, я носила вещи по десять лет, потому что не вырастала из них.

– Нет, – повторила я себе под нос.

Он секунду молчал, подъехав ближе ко мне, когда я собиралась сделать еще один круг, набрав скорость, а не так лениво, как в первый раз.

– Что еще?

Какого черта он преследовал меня? Накануне он не видел моего лица, и я не думала, что веду себя так, будто чем-то расстроена.

Была ли я расстроена?

Потом, вспомнив его слова «не то чтобы мне это было интересно», я закатила глаза.

– Нет, начнем с того, что я никогда не злюсь на тебя.

– Я не сделал ничего такого, за что ты могла бы на меня злиться.

– Хорошо, – коротко ответила я.

Мы молчали.

– Ты не злишься?

Злилась ли я? Нет. Он пошутил над тем, из-за чего я комплексовала? Да. Можно было бы сказать Ивану, что он наступил мне на больную мозоль, но, если бы я сказала об этом, он стал бы дразнить меня еще больше.

Потому что именно этим он занимался, и кроме себя самой мне некого было винить. И кроме него. Мы построили лодку, на которой базировались наши… рабочие отношения – или как там еще можно было это назвать.

– Нет, – сказала я. По-прежнему устремив взгляд вперед, я напомнила ему его же слова: – Было бы интересно узнать, отчего ты злишься.

Посмотрев на меня сверху вниз через плечо, он не ответил, когда мы заканчивали очередной круг на катке, который в этот ранний час был полностью в нашем распоряжении. Накануне днем мы сразу перешли к делу. Игнорировала ли я его больше обычного? Нет. Просто я обращалась с ним так, как считала нужным – как будто мы располагали лишь ограниченным временем для того, чтобы взяться за ум, и мне нужно было использовать его с максимальной пользой для себя.

– Это всего на год, – внезапно напомнил он мне, словно я забыла об этом.

Я не соизволила даже закатить глаза.

– Я слышала тебя, когда ты упомянул об этом в первый раз, дубина.

– Я лишь хочу убедиться, что ты не забываешь, – добавил Иван своим занудным тоном.

– Как я могла бы забыть, если ты напоминаешь мне об этом каждый божий день? – не успев остановиться, выпалила я. Мне нужно было остановиться. Я уже поняла, что сама ввязываюсь в драку.

Услышав эти слова, он посмотрел на меня:

– Кто-то слишком чувствителен.

Я снова закатила глаза.

– Ты донимаешь меня, говоря мне то, что я и так знаю и помню. Я не слишком чувствительна.

– Ты слишком чувствительна.

– Это ты слишком чувствителен.

– Я всего лишь пытаюсь убедить тебя в том, чтобы ты не обнадеживала себя, чтобы потом не разочароваться, – тихо добавил он чужим, грубым голосом, что заставило меня остановиться и внимательно присмотреться к нему.

– О чем, черт побери, ты говоришь? – нахмурилась я, видя, что он на секунду остановился после того, как остановилась я, и повернулся ко мне лицом. Лучше бы он не был таким высоким. Было обидно, что ему буквально пришлось опустить подбородок, чтобы посмотреть на меня.

– Ты слышала меня, – сказал он таким тоном, от которого у меня зачесались руки.