От Лукова с любовью - Мариана Запата

Но видела ли я на самом деле, как он разговаривает с людьми более пяти минут?

Хм.

Не уверена, что видела.

– Я подумаю об этом, – сказала я, не успев сдержать себя.

Это вынудило его посмотреть на меня, и если его голос прозвучал грубее, чем обычно, я этого не заметила.

– Хорошо, – ответил он.

Что, черт возьми, все это значит? Чего от меня ждут? Я была не из тех, кто обнимается без всякой причины, и у меня не было времени, чтобы тусоваться или чем там еще занимаются друзья. Я не врала. Я не испытывала к нему ненависти. Я ненавидела своего бывшего и кое-кого еще, но Иван мне просто не нравился. Он любил поспорить, был самонадеянным, резким…

А на самом деле я просто описывала саму себя, не так ли? Черт.

Из этого никогда ничего не получится. Вот почему у меня не было друзей или их было не больше пары, потому что…

Потом я вспомнила об Иване. Иване, у которого был такой же график, как у меня. Иване, у которого тоже не было времени. Или было? Я не знала, чем он занимался, когда мы не были вместе.

Могли бы мы… подружиться? Или, по крайней мере, попробовать меньше пререкаться?

Что мне очень хотелось узнать, так это было ли у него такое же желание.

– Это всего на год, – сказала я, напоминая ему о том, что он уже и без этого чертовски хорошо знал. Это были те же слова, которые он то и дело повторял. Те же самые слова, которые он сказал мне буквально несколько часов назад тем же утром перед тренировкой и балетным классом.

– Я это знаю, – проворчал он.

– Тогда какой смысл?

– Хорошо, забудь об этом, – пробормотал он, поворачивая машину на улицу, ведущую к кварталу, где находился дом моей мамы.

– Это ты завел разговор об этом, – проворчала я в ответ.

– Что же, я передумал.

– Ну, не уверена, что ты изменил свое мнение после того, как озвучил его.

– Поменял.

Я моргнула, неприятно удивившись тому, какой оскорбленной я вдруг почувствовала себя теперь, когда он «изменил» свое мнение. Мне даже не хотелось становиться его подругой. Меньше всего я желала или ожидала этого, но теперь…

Я не желала, чтобы он указывал мне, что делать. Это было невозможно. Именно это я повторяла про себя. Он не мог решать, как мне распоряжаться своей жизнью и временем больше, чем он уже распоряжался.

– Очень жаль, придурок. Полагаю, мы могли бы попробовать. – Вероятно, при этих словах меня прошиб пот.

Издав нечленораздельный звук, он повернул руль.

– Ты полагаешь?

– Да, полагаю.

Он состроил гримасу, но сказал:

– Я подумаю об этом.

Я усмехнулась, заставляя себя смотреть вперед.

– Ты подумаешь… – Я оборвала себя, увидев, что мы подъезжаем к двухэтажному дому справа. На подъездной дорожке были припаркованы три машины, которые я узнала. Твою мать.

– Мы приехали, – сказала я, показывая на дом.

Иван направил машину на свободное место перед домом, и в тот же момент, когда он это сделал, я поспешила сказать: «Порядок, спасибо, что подвез меня», уже положив руку на дверь и нащупывая другой рукой ручки сумки.

Я скорее увидела, чем услышала, как он заглушил мотор.

Какого дьявола он?..

Вскинув брови, Иван повернулся ко мне:

– Могу я воспользоваться туалетной комнатой?

Я ошалела.

Я ошалела, и все до единого слова, которые я выучила на протяжении своей жизни, перестали существовать. Потому что в тот момент, когда я сидела на гладком, как масло, кожаном сиденье, держась рукой за дверь машины, стоившей больше, чем дома большинства моих сограждан, я не знала, что, черт возьми, сказать. Я даже не была уверена, что правильно его поняла.

– Что ты сказал? – практически прохрипела я. Такое я слышала впервые в жизни.

Мужчина, сидевший рядом со мной за рулем, даже не удосужился ответить на мой вопрос. Он лишь повернулся… и открыл дверь. Потом он повторил:

– Я могу воспользоваться туалетной комнатой?

Он?..

Он хотел, чтобы я пригласила его к себе? Твою мать, неужели он серьезно просил меня об этом? Неужели он так тонко намекал на то, что хочет войти в мой дом? Где собралась моя семья? Чтобы пописать?

Я снова почувствовала себя ошалевшей, а на языке крутилось «нет», оно застряло у меня в глотке и было таким огромным, что опускалось в пищевод. Это был глупейший ответ, тот, о котором я, более чем вероятно, пожалела бы, я в этом ничуть не сомневалась, но тем не менее я ответила ему. Потому что – нужно быть выше этого.

– Если… хочешь.

Вместо ответа Иван вышел из машины и захлопнул за собой дверь, и все это он проделывал, пока я сидела в салоне, раздумывая, что же, черт возьми, происходит. Потом, сразу же после того, как Иван вышел, я сделала то же самое, схватив свои вещи и по возможности осторожно закрыв за собой дверь. Он уже ждал меня на середине мощеной дорожки, ведущей к входной двери, засунув руки в карманы своих спортивных брюк, его черный флисовый пуловер идеально сочетался с его неброскими черными теннисными туфлями. Впрочем, меня главным образом раздражало то, что он тоже не принял душ, и я выглядела так, будто мне было необходимо его принять, тогда как он… нет.

– Кто в доме? – спросил любопытный ублюдок.

Я искоса скользнула по нему взглядом, когда шла рядом с ним по траве к входной двери, засунув руку в сумку с расстегнутой молнией и ища ключи. Я уже осмотрела припаркованные вдоль подъездной дорожки машины. Мужу моего брата, Джеймсу, принадлежал «кадиллак». «Фораннер» был собственностью Тэйли, а владельцем «юкона» был супруг Постреленка.

– Мама, ее муж Бен, мой брат со своим мужем, обе мои сестры, Аарон – муж моей сестры и их дети.

– Какой сестры? – спросил он.

Я снова вытаращила на него глаза, засовывая ключ в замочную скважину и размышляя о том, насколько дерьмовой окажется эта идея, если оценивать ее по десятибалльной шкале. Учитывая мое везение, вероятно, дойдет до тридцати. Потому что этот день станет тем днем, когда он напросился войти в мой дом и воспользоваться туалетной комнатой.

Спаси, господи!

– Рыжеволосой или миловидной, той, что тихоня? – спросил он, как будто я не знала, как отличаются друг от друга мои сестры.

– Аарон – муж Руби, той, что миловидная, – сбивчиво, неестественным голосом проговорила я, потому что не понимала, какого черта он обращал внимание на обеих моих сестер. Прошло много лет с тех пор, как Руби, младшая из них, приходила со мной на каток. Она перестала ходить после того, как забеременела своим первенцем. Тэйли все еще время от времени составляла мне компанию, сидя на трибуне, она оценивала меня, но не так часто, как прежде. Я не могла припомнить, чтобы кто-то из них когда-нибудь заезжал в дом его родителей, чтобы забрать меня, когда я тусовалась с Кариной.