Выгодный брак - Екатерина Орлова

В тот день, когда Ама застала меня с секретаршей, я впервые позвал ее после долгого перерыва. Наверное, хотел доказать себе, что все еще сам управляю своей жизнью, чувствами, но это было далеко не так. Я даже не смог довести дело до конца. Нет, я даже не смог начать. Задрал ее юбку, посмотрел на сливочного цвета задницу и понял, что все не то. Мне нужна была смуглая, упругая попка, задорный взгляд, жадность в нем, алчущие губы и несдержанные стоны. Господи, сколько бы раз я ни просил Аму оставаться тихой, все было бесполезно. Она всегда была несдержанной крикуньей. Я затыкал ей рот, а сам старался сильнее, чтобы она от удовольствия забыла о моем запрете.

Я схватил грушу ладонями, чтобы остановить ее, уткнулся лбом в кожаную обшивку и прикрыл глаза. Воспоминания о том дне пролетели, как страшный сон.

― Лидия, поправьте одежду и соберите вещи. Вы здесь больше не работаете.

― Но Игнат Константинович…

Я смотрел, как моя секретарша запахивала расстегнутую блузку, как оправляла задранную юбку. Ее нижняя губа дрожала, а в глазах стояли слезы. Если бы на ее месте была Амалия, я бы, наверное, сошел с ума от боли, которую разделял бы вместе с ней. А на Лидию я смотрел, как на раздражитель. Как на человека, который просто мешал мне продолжить рабочий день.

Я успел только позвонить в отдел кадров и сообщить, что Лидия уволена и мне нужен новый секретарь ― предпочтительно мужчина, ― как мой телефон зазвенел, и на экране высветилось имя охранника Амалии. Почему-то сердце зашлось в неровном ритме. Со мной такое было впервые.

― Слушаю.

― Игнат Константинович! ― взволнованно произнес Дима. ― Амалия Александровна в больнице.

― Я знаю, у нее прием.

― Нет, она уже была на приеме, а потом нам пришлось вернуться, потому что ей стало плохо.

― Что с ней? ― сдавленно произнес я. Горло сковал спазм, я как будто знал, что нужно ожидать самого страшного.

― Я не знаю. Ну, мне не говорят.

― Сбрось Алексею адрес и скажи, чтобы подготовил машину, я выезжаю.

Не успел я завершить разговор, как мой взгляд упал на скрученный трубочкой листок, валяющийся у двери из кабинета. Я натянул пиджак и пошел к этому листку. Я двигался порывисто, как будто чувствовал, что там будет то, что перевернет мою жизнь. Я поднял его и развернул. Какие-то темные пятна на светлом фоне. Я нахмурился, зачем-то сложил листок и спрятал во внутренний карман пиджака. В приемной сидела Татьяна Борисовна из отдела кадров, а Лидия, всхлипывая, собирала свой вещи.

― Татьяна Борисовна, вы будете здесь?

― Да, Игнат Константинович.

― Рассчитайте Лидию, как положено, со всеми выплатами.

― Хорошо.

― Меня не будет до конца дня, ― бросил на ходу и практически бегом рванул на выход.

К больнице мы практически летели. Алексей выжимал максимум в условиях городского трафика. А я подгонял его, потому что не просто не знал, что с Амалией, а сходил с ума от догадок. Ей стало плохо? Почему?

Я влетел в здание, находясь на связи с Димой. Он подсказал, как найти нужную палату. Я подбежал к ней и резко притормозил. Дима встал передо мной.

― Туда сейчас не пускают, она отходит от наркоза.

― От какого наркоза? ― резко спросил я, ни черта не понимая, что происходит.

― Я не знаю, мне не говорят. Но к ней постоянно заходит врач.

Я оттолкнул Диму и открыл дверь в палату. Мне нужно было увидеть жену, понять, что с ней. Я должен был знать, что она в порядке. Внутри меня происходила буря, которой я никогда не испытывал. Я даже не догадывался, что умею чувствовать такую оглушающую боль. Особенно когда вошел в палату и увидел Аму. Она скрутилась на широкой постели в одноместной палате. Жалюзи были прикрыты, но тусклый свет освещал достаточно, чтобы видеть ее. Глаза Амалии были прикрыты, и она обнимала себя руками.

― Уходи. Не хочу тебя видеть, ― прорычала Ама и резко повернулась спиной ко входу.

― Амалия, как ты себя чувствуешь? ― спросил я, а потом она внезапно развернулась и резко села на кровати, слегка покачнувшись. Я дернулся вперед, чтобы удержать ее от падения, но крик Амалии меня остановил.

― Тебе интересно, как я себя чувствую?! Сейчас?! Ненавижу тебя! Ненавижу, слышишь?! И никогда! Никогда не смей подходить ко мне или разговаривать! Я хочу развод! Ненавижу!

Амалия начала рыдать, пока я осматривал ее недоуменным взглядом. В чем она меня обвиняла?

― Что случилось? Ты можешь нормально сказать?! ― рявкнул я, подойдя ближе. Я вытянул руки, чтобы притянуть ее к себе, потому что боль в грудной клетке была невыносимой, и инстинктивно мне показалось, что, обнявшись, ее пережить легче. Но Амалия отпрянула от меня, как от прокаженного.

― Уходи! Пошел вон!

Дверь в палату открылась, и вошла женщина в голубом костюме врача.

― Игнат Константинович, выйдите, пожалуйста.

― Какого черта?! Она моя жена, и я хочу знать, что случилось! ― Что ж меня все гонят?!

― Она потеряла ребенка, ― спокойно сказала врач, и сердце наконец остановилось.

Я медленно повернулся лицом к Амалии, чтобы спросить, правда ли это. Чтобы она сейчас улыбнулась и сказала, что все это идиотская шутка. Потому что… Блядь, так больно не бывает. И я не знал, от чего было больнее: от того факта, что Ама носила моего ребенка и потеряла его, или от ее собственной боли. Внезапно Амалия сложилась пополам и взвыла так, что у меня на затылке зашевелились волосы. Я снова дернулся к ней, но врач слегка подтолкнула меня к выходу.

― Выйдите, не заставляйте вызывать охрану.

Я медленно отступал, пока врач ненавязчиво отталкивала меня к выходу, и не мог отвести взгляда от жены. Ее боль была практически ощутимой на физическом уровне. Я не мог нормально сдвинуться с места. Больше всего мне хотелось броситься к ней и схватить в объятия, унести из этого места домой, где подарить покой и комфорт. Но врач достигла своей цели: через пару минут я уже был за дверью палаты.

― Дима! Сюда иди! ― рявкнул я.

Охранник тут же подбежал, взволнованно глядя на меня.

― А теперь по порядку с самого начала дня. Даже те моменты, когда Амалия Александровна отлучалась в туалет. Слушаю.

Игнат