1920 год. Советско-польская война - Юзеф Пилсудский

В 1914 году стратегия масс не принесла успеха ни одной из сторон. Великие победы, одержанные Гинденбургом и Людендорфом, их смелые маневры на полях сражений в Польше и Восточной Пруссии не имели ничего общего со стратегией масс, ибо масс в строгом смысле слова эти полководцы не имели. Стратегия масс не могла привести к победе. Движение масс, о котором она мечтала, быстро выродилось в застойной войне, если говорить о Западе.

Основным в стратегии масс было соединение миллионов людей в единую, непрерывно взаимодействующую солдатскую, воинскую массу. Все части должны быть друг с другом в тесном контакте. Плотность войск на пространствах, занятых войной, была так же велика, как плотность населения в городах, при этом должно было быть обеспечено тактическое взаимодействие в виде взаимной поддержки огнем или немедленным маневром. И пусть п. Тухачевский не строит себе иллюзий, будто правый фланг у фон Клюка был открыт только потому, что тот не хотел втягивать в войну новые пространства и наводнять их войсками. У него просто не хватало для этого войск! Тактические и стратегические связи неизбежно бы нарушились, если бы он дотянул свой фланг до моря. Таким образом, стратегия масс, кроме огромного количества войск, требовала сплоченности, требовала возможности осуществлять тактическое взаимодействие в самом узком смысле этого слова.

Как я уже сказал, стратегия масс не привела ни к чему. Она заглохла в бездействии и инертности. Движение и маневр отступили перед силой окопа, перед силой заграждений, которые понастроили противники друг перед другом. И с этого момента начинается борьба с окопом, борьба с препятствиями, выросшими на пути ослабевшего движения. Каждая попытка прорвать окоп, возродить движение и маневр оплачивалась огромными жертвами, и несмотря на то что над этим работали самые лучшие, самые светлые умы, проблему долго не удавалось решить. А за победу движения и маневра платили много, очень много. Помню, как маршал Петэн, показывая мне залитые кровью холмы под Верденом, говорил, что в этой перепаханной снарядами земле лежит более миллиона человек! Миллион живых существ исчезли без следа, и кости противников перемешались так, что даже родственники не могут найти своих близких! Такие огромные жертвы ради возрождения движения, погребенного в мрачных окопах!

Я хорошо помню то время. Мне тоже пришлось поработать над окопом в захолустных лесах Волынского Полесья. Вековые сосны падали под ударами топора, чтобы замостить дороги там, где раньше ходили только лоси. В местах, доступных лишь волкам, протянулись телефонные и телеграфные провода. В проволочных полях перед окопами на самом деле можно было заблудиться даже днем. Строились убежища и под землей из гигантских стволов деревьев, и над землей из не менее гигантских бетонных плит, чтобы люди могли жить в этих дремучих местах. Прокладывались железные дороги там, где раньше людям было достаточно одной лошаденки, едва тащившейся по болотистым дорогам. По железнодорожным веткам к нам текли не только запасы продовольствия для нового военного города, выросшего в глухом лесу, не только масса строительного материала, который с криками: еще! еще! ежедневно расходовался в неимоверных количествах; к нам стекались и целые эшелоны с живым военным материалом – людьми. Куда? Из одного окопа – в другой, из одного военного города – в другой, также внезапно выросший среди леса.

Я был в окопах. Помню, я не мог удержаться от смеха, когда однажды на р. Стоход только одну мою роту, отправлявшуюся в поиск, поддерживало более двадцати батарей различных орудий и различных калибров. Это было настоящее огненное пекло! А в великолепном разноцветье фейерверка сигнальных ракет, выстреливаемых в воздух, эти дикие и безлюдные места казались большим и богатым городом во время праздника.

В те времена мне казалось, что война не только вырождается, но что она вообще должна сгинуть на веки вечные. Если движение, как главный элемент победы, исчезло, то война становилась каким-то бессмысленным, диким способом массового убийства людей. Я не мог себе представить, чтобы человечество еще хотя бы раз решилось пойти на такое испытание. Чтобы еще хотя бы раз захотело перевернуть жизнь целых стран и народов только для того, чтобы они питали ненасытную утробу окопа, а стратегия и военное искусство, закрыв от стыда глаза, только бы подсчитывали число убитых, число уничтоженных живых существ, чтобы из этих чудовищных расчетов вынести мысль о победе. Тогда я радовался в окопах. Война исчезнет! И призрак, витавший над многими поколениями, раз и навсегда сам себя уничтожит! Война выродится настолько, что военное искусство, отнюдь не украшающее жизнь, одной своей мерзостью массового, как на конвейере, уничтожения людей отвратит от себя даже самых ярых своих адептов. Война исчезнет со всеми ее последствиями! Это принесет облегчение и моей Родине, жертве войны! Но одновременно мне было и жаль этого неземного искусства, которым человечество тысячелетиями отмечало свой путь. Военного искусства, породившего столько великих людей, наделенных такой чудодейственной силой, что своими шедеврами – победами – они создавали новые шедевры, живущие в веках. Найдет ли человечество более короткий и более гуманный путь к историческим свершениям? Вот те вопросы, которыми я, скромный бригадир, затерявшийся в окопах, задавался, рассуждая о будущем.

По возвращении из Магдебурга в Польшу волею судьбы в моих руках практически одновременно сосредоточилась власть политическая и власть военная. Я уже заранее знал, что иду на новую войну, что меня ждет новая военная буря со всей тяжестью Верховного главнокомандования, которую я взвалил на свои плечи. Новая война с новыми неизвестными проблемами. Я не был настолько наивным, чтобы следовать стратегии масс без самих этих масс. Я слишком отчетливо чувствовал все бессилие слабости, чтобы пытаться скрасить свои трудности словесами и фразами, почерпнутыми из роскоши бесчисленных войск, которая расцвела в 1914 году. Выиграть войну, добиться победы таким способом можно было только во сне, обманывая себя бессмысленным и бессодержательным пустословием. Вместо корпусов – батальоны, вместо армий – дивизии; где же те массы, ради которых стратегия масс мозолила себе язык, разрабатывала способы и методы? Мне всегда была ненавистна слабость, которая стремится приукрасить себя пустыми звуками ничего не значащих слов! Пан Тухачевский идет другим путем. Он любит слова, но не вкладывает в них содержание. У него 15-я армия – это таранная масса, какие-то две тысячи всадников (то есть половина дивизии 1914 года), это конная масса, для пущей важности названная корпусом.

Мне это хорошо знакомо. Не раз приходилось наблюдать попытки приукрасить и нашу армию пышными словами из совершенно другой области, словами, где-то и когда-то означавшими силу, где-то и когда-то возникшими в поисках победы иными, недоступными нам путами. Я никогда не позволял вводить себя в заблуждение даже самыми красивыми разноцветными кругами и кружочками, черточками и стрелочками, нарисованными на карте и обозначающими мельчайшие отряды и группы – разбросанные по карте, они создавали иллюзию массы, сильной своей многочисленностью. Не могли меня обмануть и солидно звучащие слова в так называемых «легендах», заимствованные из стратегии масс, жаждущих победы.

Но к победе надо стремиться. На то и война, на то и полководцы. Поэтому, просматривая труд п. Тухачевского, я каждый раз пытался понять его мысли, методы его полководческого труда, старался найти ответ на вопрос, как он преодолевал трудности, как, не имея настоящих масс и не будучи в состоянии (что наблюдалось и у нас) связать войска в единую, мощную, тактически взаимодействующую цепь, – как он решал основную проблему, над которой и я сам бился столько времени? Эта проблема с самого начала встала передо мной во всей своей ужасающей наготе. Проблема пространства и заполнения его боевыми действиями. Пространства огромного: тысяча километров фронта – вся цивилизованная Европа не знала такого пространства! А войск и сил, чтобы вести на этом пространстве боевые действия, чтобы овладевать им со всеми его взаимосвязями, не хватало ни у меня, ни у п. Тухачевского. Все мои попытки как-то связать эту сложную проблему с опытом минувшей войны и найти там ответ были тщетны. Ни стратегия масс, ни стратегия, связующая воинские части единым тактическим взаимодействием, ни, наконец, стратегия окопов не могли мне помочь в решении этой проблемы. А обманывать себя словами, фразами, забираться в ловушку пустых, бессмысленных звуков, как это делали многие, я не хотел и не мог.