Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

— Они должны вас интересовать, Дориан. Каждый порядочныйчеловек дорожит своей репутацией. Ведь вы же не хотите, чтобы люди считали васразвратным и бесчестным? Конечно, у вас положение в обществе, большое состояниеи все прочее. Но богатство и высокое положение — еще не все. Поймите, я вовсене верю этим слухам. Во всяком случае, я не могу им верить, когда на вас смотрю.Ведь порок всегда накладывает свою печать на лицо человека. Его не скроешь. Унас принято говорить о «тайных» пороках. Но тайных пороков не бывает. Онисказываются в линиях рта, в отяжелевших веках, даже в форме рук. В прошлом годуодин человек, — вы его знаете, но называть его не буду, — пришел ко мнезаказать свой портрет. Я его раньше никогда не встречал, и в то время мненичего о нем не было известно — наслышался я о нем немало только позднее. Онпредложил мне за портрет бешеную цену, но я отказался писать его: в форме егопальцев было что-то глубоко мне противное. И теперь я знаю, что чутье меня необмануло, — у этого господина ужасная биография. Но вы, Дориан… Ваше честное,открытое и светлое лицо, ваша чудесная, ничем не омраченная молодость мне порукой,что дурная молва о вас — клевета, и я не могу ей верить. Однако я теперь вижувас очень редко, вы никогда больше не заглядываете ко мне в мастерскую, иоттого, что вы далеки от меня, я теряюсь, когда слышу все те мерзости, какие овас говорят, не знаю, что отвечать на них. Объясните мне, Дориан, почему такойчеловек, как герцог Бервикский, встретив вас в клубе, уходит из комнаты, кактолько вы в нее входите? Почему многие почтенные люди лондонского света нехотят бывать у вас в доме и не приглашают вас к себе? Вы были дружны с лордомСтэйвли. На прошлой неделе я встретился с ним на званом обеде… За столом кто-тоупомянул о вас — речь шла о миниатюрах, которые вы одолжили для выставки Дадли.Услышав ваше имя, лорд Стэйвли с презрительной гримасой сказал, что вы, бытьможет, очень тонкий знаток искусства, но с таким человеком, как вы, нельзязнакомить ни одну чистую девушку, а порядочной женщине неприлично даженаходиться с вами в одной комнате. Я напомнил ему, что вы — мой друг, ипотребовал объяснений. И он дал их мне. Дал напрямик, при всех! Какой это былужас! Почему дружба с вами губительна для молодых людей? Этот несчастныймальчик, гвардеец, что недавно покончил с собой, — ведь он был ваш близкийдруг. С Генри Эштоном вы были неразлучны, — а он запятнал свое имя и вынужденбыл покинуть Англию… Почему так низко пал Адриан Синглтон? А единственный сынлорда Кента почему сбился с пути? Вчера я встретил его отца наСент-Джеймс-стрит. Сразу видно, что он убит стыдом и горем. А молодой герцогПертский? Что за жизнь он ведет! Какой порядочный человек захочет теперь с нимзнаться?

— Довольно, Бэзил! Не говорите о том, чего не знаете! —перебил Дориан Грей, кусая губы. В тоне его слышалось глубочайшее презрение. —Вы спрашиваете, почему Бервик выходит из комнаты, когда я вхожу в нее? Дапотому, что мне о нем все известно, а вовсе не потому, что ему известно что-тообо мне. Как может быть чистой жизнь человека, в жилах которого течет такаякровь? Вы ставите мне в вину поведение Генри Эштона и молодого герцога Пертского.Я, что ли, привил Эштону его пороки и развратил герцога? Если этот глупец, сынКента, женился на уличной девке — при чем тут я? Адриан Синглтон подделалподпись своего знакомого на векселе — так и это тоже моя вина? Что же, я обязаннадзирать за ним? Знаю я, как у нас в Англии любят сплетничать. Мещане кичатсясвоими предрассудками и показной добродетелью и, обжираясь за обеденным столом,шушукаются о так называемой «распущенности» знати, стараясь показать этим, чтои они вращаются в высшем обществе и близко знакомы с теми, кого они чернят. Внашей стране достаточно человеку выдвинуться благодаря уму или другимкачествам, как о нем начинают болтать злые языки. А те, кто щеголяет своеймнимой добродетелью, — они-то сами как ведут себя? Дорогой мой, вы забываете,что мы живем в стране лицемеров.

— Ах, Дориан, не в этом дело! — горячо возразил Холлуорд. —Знаю, что в Англии у нас не все благополучно, что общество наше никуда негодится. Оттого-то я и хочу, чтобы вы были на высоте. А вы оказались не навысоте. Мы вправе судить о человеке по тому влиянию, какое он оказывает надругих. А ваши друзья, видимо, утратили всякое понятие о чести, о добре, очистоте. Вы заразили их безумной жаждой наслаждений. И они скатились на дно.Это вы их туда столкнули! Да, вы их туда столкнули, и вы еще можете улыбатьсякак ни в чем не бывало, — вот как улыбаетесь сейчас… Я знаю и кое-что похуже.Вы с Гарри — неразлучные друзья. Уже хотя бы поэтому не следовало вам позоритьимя его сестры, делать его предметом сплетен и насмешек.

— Довольно, Бэзил! Вы слишком много себе позволяете!

— Я должен сказать все, — и вы меня выслушаете. Да,выслушаете! До вашего знакомства с леди Гвендолен никто не смел сказать о нейхудого слова, даже тень сплетни не касалась ее. А теперь?.. Разве хоть однаприличная женщина в Лондоне рискнет показаться с нею вместе в Парке? Даже еедетям не позволили жить с нею… И это еще не все. Много еще о вас рассказывают,— например, люди видели, как вы, крадучись, выходите на рассвете из грязныхпритонов, как переодетым пробираетесь тайком в самые отвратительные трущобыЛондона. Неужели это правда? Неужели это возможно? Когда я в первый раз услышалтакие толки, я расхохотался. Но я их теперь слышу постоянно — и они меняприводят в ужас. А что творится в вашем загородном доме? Дориан, если бы вызнали, какие мерзости говорят о вас! Вы скажете, что я беру на себя рольпроповедника — что ж, пусть так! Помню, Гарри утверждал как-то, что каждый, ктолюбит поучать других, начинает с обещания, что это будет в первый и последнийраз, а потом беспрестанно нарушает свое обещание. Да, я намерен отчитать вас. Яхочу, чтобы вы вели такую жизнь, за которую люди уважали бы вас. Хочу, чтобы увас была не только незапятнанная, но и хорошая репутация. Чтобы вы перестали водитьсясо всякой мразью. Нечего пожимать плечами и притворяться равнодушным! Вы имеетена людей удивительное влияние, так пусть же оно будет не вредным, аблаготворным. Про вас говорят, что вы развращаете всех, с кем близки, и, входяк человеку в дом, навлекаете на этот дом позор. Не знаю, верно это или нет, —как я могу это знать? — но так про вас говорят. И кое-чему из того, что яслышал, я не могу не верить. Лорд Глостер — мой старый университетский товарищ,мы были с ним очень дружны в Оксфорде. И он показал мне письмо, которое передсмертью написала ему жена, умиравшая в одиночестве на своей вилле в Ментоне.Это страшная исповедь — ничего подобного я никогда не слышал. И она обвиняетвас. Я сказал Глостеру, что это невероятно, что я вас хорошо знаю и вы неспособны на подобные гнусности. А действительно ли я вас знаю? Я уже задаю себетакой вопрос. Но, чтобы ответить на него, я должен был бы увидеть вашу душу…

— Увидеть мою душу! — повторил вполголоса Дориан Грей ивстал с дивана, бледный от страха.

— Да, — сказал Холлуорд серьезно, с глубокой печалью вголосе. — Увидеть вашу душу. Но это может один только господь бог.