Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

Все они таили в себе какую-то страшную притягательную силу.Они снились Дориану по ночам, тревожили его воображение днем. Эпоха Возрождениязнала необычайные способы отравления: отравляла с помощью шлема или зажженногофакела, вышитой перчатки или драгоценного веера, раззолоченных мускусныхшариков и янтарного ожерелья. А Дориан Грей был отравлен книгой. И в иныеминуты Зло было для него лишь одним из средств осуществления того, что онсчитал красотой жизни.

Это было девятого ноября и (как часто вспоминал потомДориан) накануне дня его рождения, когда ему исполнилось тридцать восемь лет.

Часов в одиннадцать вечера он возвращался домой от лордаГенри, у которого обедал. Он шел пешком, до глаз закутанный в шубу, так какночь была холодная и туманная. На углу Гровенор-сквер и Саус-Одли-стрит мимонего во мгле промелькнул человек, шедший очень быстро с саквояжем в руке.Воротник его серого пальто был поднят, но Дориан узнал Бэзила Холлуорда.Неизвестно почему, его вдруг охватил какой-то безотчетный страх. Он и виду неподал, что узнал Бэзила, и торопливо зашагал дальше.

Но Холлуорд успел его заметить. Дориан слышал, как оностановился и затем стал его догонять. Через минуту рука Бэзила легла на егоплечо.

— Дориан! Какая удача! Я ведь дожидался у вас в библиотеке сдевяти часов. Потом наконец сжалился над вашим усталым лакеем и сказал ему, чтобыон выпустил меня и шел спать. Ждал я вас потому, что сегодня двенадцатичасовымуезжаю в Париж, и мне очень нужно перед отъездом с вами потолковать. Когда выпрошли мимо, я узнал вас, или, вернее, вашу шубу, но все же сомневался… А вы-торазве не узнали меня?

— В таком тумане, милый мой Бэзил? Я даже Гровенор-сквер неузнаю. Думаю, что мой дом где-то здесь близко, но и в этом вовсе не уверен…Очень жаль, что вы уезжаете, я вас не видел целую вечность. Надеюсь, вы скоровернетесь?

— Нет, я пробуду за границей месяцев шесть. Хочу снять вПариже мастерскую и запереться в ней, пока не окончу одну задуманную мноюбольшую вещь. Ну, да я не о своих делах хотел говорить с вами. А вот и вашподъезд. Позвольте мне войти на минуту.

— Пожалуйста, я очень рад. Но вы не опоздаете на поезд? —небрежно бросил Дориан Грей, взойдя по ступеням и отпирая дверь своим ключом.

При свете фонаря, пробивавшемся сквозь туман, Холлуордпосмотрел на часы.

— У меня еще уйма времени, — сказал он. Поезд отходит вчетверть первого, а сейчас только одиннадцать. Я ведь все равно шел в клуб,когда мы встретились, — рассчитывал застать вас там. С багажом возиться мне непридется — я уже раньше отправил все тяжелые вещи. Со мной только этот саквояж,и за двадцать минут я доберусь до вокзала Виктории.

Дориан посмотрел на него с улыбкой.

— Вот как путешествует известный художник! Ручной саквояж иосеннее пальтишко! Ну, входите же скорее, а то туман заберется в дом. И,пожалуйста, не затевайте серьезных разговоров. В наш век ничего серьезного непроисходит. Во всяком случае, не должно происходить.

Холлуорд только головой покачал и прошел вслед за Дорианом вего библиотеку. В большом камине ярко пылали дрова, лампы были зажжены, а настолике маркетри стоял открытый серебряный погребец с напитками, сифон ссодовой водой и высокие хрустальные бокалы.

— Видите, ваш слуга постарался, чтобы я чувствовал себя какдома. Принес все, что нужно человеку, в том числе и самые лучшие ваши папиросы.Он очень гостеприимный малый и нравится мне гораздо больше, чем тот француз,прежний ваш камердинер. Кстати, куда он девался?

Дориан пожал плечами.

— Кажется, женился на горничной леди Рэдля и увез ее вПариж, где она подвизается в качестве английской портнихи. Там теперь, говорят,англомания в моде. Довольно глупая мода, не правда ли?.. А Виктор, между прочим,был хороший слуга, я не мог на него пожаловаться. Он был мне искренне предан и,кажется, очень горевал, когда я его уволил. Но я его почему-то невзлюбил…Знаете, иногда придет в голову какой-нибудь вздор… Еще стакан бренди с содовой?Или вы предпочитаете рейнское с сельтерской? Я всегда пью рейнское. Наверное, всоседней комнате найдется бутылка.

— Спасибо, я ничего больше не буду пить, — отозвалсяхудожник. Он снял пальто и шляпу, бросил их на саквояж, который еще раньшепоставил в углу. — Так вот, Дориан мой милый, у нас будет серьезный разговор.Не хмурьтесь, пожалуйста, — этак мне очень трудно будет говорить.

— Ну, в чем же дело? — воскликнул Дориан нетерпеливо, сразмаху садясь на диван. — Надеюсь, речь будет не обо мне? Я сегодня устал отсебя и рад бы превратиться в кого-нибудь другого.

— Нет, именно о вас, — сказал Холлуорд суровым тоном. — Этонеобходимо. Я отниму у вас каких-нибудь полчаса, не больше.

— Полчаса! — пробормотал Дориан со вздохом и закурилпапиросу.

— Не так уж это много, Дориан, и разговор этот в вашихинтересах. Мне думается, вам следует узнать, что о вас в Лондоне говорятужасные вещи.

— А я об этом ничего знать не хочу. Я люблю слушать сплетнио других, а сплетни обо мне меня не интересуют. В них нет прелести новизны.