Завет, или Странник из Галилеи - Нино Риччи

— Скажи мне, а кому принадлежит ветер? — спросил Иешуа.

— Кому он может принадлежать? — спросил в свою очередь Езекия.

— Царствие, оно тоже как ветер — и на небесах, и на земле, и никто им не владеет.

Иешуа всегда удавалось взять верх над Езекией. Поэтому вскоре его перестали стесняться, и он получил возможность вести себя так, как он хотел, появляясь то здесь, то там. Мы привыкли видеть его лицо в толпе во время проповедей Иешуа. Он мог переброситься словцом со стоящими рядом и, казалось, сам относился к своей миссии весьма формально. Просто такова была его работа — посещать людные места, и надо же было как-то оправдывать свое жалование.

В то время к Иешуа стекался народ в огромных количествах; бывало, что толпа достигала несколько сотен человек. Было трудно понять, кто откуда пришел и зачем. Все, что мог для них сделать Иешуа, это оказать помощь больным, которых также было очень много. На какое-то время мы вообще забыли о Езекии. Он никак не проявлял себя и больше не задавал вопросов. Но все же он не покидал нас совсем, то тут то там в толпе можно было заметить его. Вид у него был усталый, казалось, шпион совершенно потерял интерес ко всему.

Стали даже поговаривать, что Езекия жалеет, что был врагом Иешуа. Слушая его каждый день и находясь среди людей, притекающих к нему, он все больше и больше становится на его сторону. Кто первым начал распространять такие слухи, никто не знает. Но звучали они временами вполне правдоподобно, так как были случаи, когда отъявленные грешники, такие как, например, Симон Хананит, становились самыми верными последователями Иешуа. И уже некоторые из наших людей стали всерьез задумываться, как бы заполучить Езекию в ряды приверженцев Иешуа. Они стали приглашать Езекию к себе домой в надежде стать теми, кто первыми приведет его к Иешуа.

Таким образом Езекия сумел втереться в доверие ко многим ученикам. Было бы правильно сразу пойти к Иешуа или к кому-нибудь из двенадцати и рассказать обо всем, тогда можно было бы понять, насколько далеко сумел проникнуть Езекия, используя свои уловки. Но Езекия упрашивал учеников пока не говорить ничего, так как ему страшно открыто проявлять сочувствие к Иешуа — Езекия очень тщательно выбирал людей, которых собирался обмануть. Некоторые из них были недальновидны, другие тщеславны — они видели уже себя в ореоле славы обративших грешника на путь истинный. Езекия выполнял свою работу тайно, выигрывая время и пользуясь слепотой слишком доверчивых приверженцев. Так ему удалось не только свести на нет одно из добрых дел Иешуа, но даже обернуть его против него.

Все в округе очень хорошо знали, как Иешуа помог Рибке, дочери рыбака Урии. Отец относился к ней крайне жестоко, нередко бил ее и оскорблял, но с тех пор как Рибка стала приходить к нам, отец уже не смел творить подобные безобразия. Однако Урия затаил злобу на Рибку и на всех нас, он решил продать свою дочь, сговорившись с человеком из Мигдаля втрое старше Рибки, у которого уже была жена и трое сыновей. Когда Иешуа узнал обо всем, то сказал, что никогда не допустит, чтобы Рибка всю жизнь терпела рабство и унижения. Он предложил Урию плату в два раза выше той, о которой тот сговорился. Деньги Иешуа взял из казны общины. Увидев такое количество денег, которое он не имел за всю свою жизнь, Урия сразу согласился. Мгновенно разлетевшиеся об этом событии слухи дошли и до ушей Езекии.

Езекия проявил неслыханное коварство, он мог бы просто, как враг, опорочить поступок Иешуа, но тут он повел себя гораздо хитрее. Езекия очень подробно расспросил тех, к кому сумел втереться в доверие, кто такая Рибка, как она выглядит, чем занимается и еще многое другое, делая вид, что всерьез обеспокоен судьбой моей подруги. Вызнав все, что ему было нужно, он принялся ходить по округе, всем и везде рассказывая о том, как Иешуа помог Рибке, во всеуслышание восхищаясь его поступком. При этом он непременно расписывал красоту Рибки и ее привязанность к Иешуа. Вспоминал, как она была безутешна, когда приходилось прощаться с учителем. Он не забывал рассказать, не жалея красок, как однажды поздним вечером, насмерть перепуганная буйством отца, девушка прибежала искать заступничества в дом Шимона, где, как всем было известно, жил Иешуа. Слушая Езекию, можно было прийти к очень двусмысленному выводу, но сам подлец не произнес притом ни одного дурного слова. Если бы Езекия напрямую обвинил Иешуа, что тот выкупил Рибку для своих утех, то даже враги наши сочли бы это гнусной клеветой, зная, что за человек распространяет такие слухи. Но Езекия, наоборот, расхваливал Иешуа на все лады, и в результате первыми, кто начал сомневаться и подозревать неладное, стали ученики и последователи. Они были настолько наивны, что не смогли распознать коварно расставленных сетей и были убеждены, что сами обо всем догадались.

Как будто бы исподволь слухи поползли и полетели из уст в уста, от ушей к ушам, их трудно было выявить и трудно было защититься от них. Езекия был хитер и очень тщательно подбирал слова. Он не говорил ни слова лжи. Но его слова рождали сомнения, быстро перерастающие в уверенность. Действительно, Рибка была очень красива, что признавал каждый, кто ее видел. И правда, что она всегда очень плакала, когда Иешуа покидал нас, что можно было объяснить страхом остаться без заступника наедине с жестоким отцом. Но можно было также истолковать Рибкины слезы как слезы влюбленной женщины. Многие люди, жившие в Капер Науме, видели несколько раз, как Рибка прибегала поздно в дом Шимона и даже оставалась там до утра. Все знали и то, как необуздан и страшен был отец Рибки, а семья Шимона пользовалась в округе большим уважением, поэтому никому и в голову не приходило заподозрить что-либо дурное. Но сейчас все начинали думать по-другому.

К тому времени, когда слухи проникли в круг двенадцати, они уже имели широкое хождение. Иешуа считал недостойным отвечать на них, он даже не стал объяснять ничего двенадцати, сказав лишь, что он не собирается в угоду низким домыслам отвергать тех, кого любит. Он по-прежнему брал всех наших женщин с собой на проповеди. Но его молчание вызвало еще большие подозрения, и многие усмотрели в этом признание вины. Имя Иешуа, которое до сих пор даже его враги произносили не иначе как с благоговением, теперь было запятнано легким, но прочным налетом клеветы. Уже многие из его сторонников стали говорить, что Иешуа поступил не совсем правильно в отношении Рибки и ее отца, что нельзя мешать отцу устраивать жизнь собственной дочери. Следовало бы также не пользоваться казной, а добыть деньги, прося подаяние. Урия же, до которого тоже дошли позорящие его слухи, попытался исправить ситуацию по-своему. Он стал уверять, что Иешуа принудил его взять такие деньги, обещав при этом обязательно жениться на Рибке.

И мне пришлось испытать на себе последствия клеветнических измышлений Езекии. Прежде всего я почувствовала явное охлаждение в отношении к себе и другим женщинам в тех домах, где раньше нас принимали очень радушно и открыто. На всех нас пала тень клеветы, распространяемой о Рибке. Я ловила двусмысленные взгляды, брошенные исподтишка и за спиной у Иешуа. У многих бывших друзей в голосе слышалась не то снисходительность, не то сожаление. Когда мы собирались послушать проповедь, то мужчины начинали глазеть на нас с таким видом, словно мы были диковинными животными. Меня все происходящее не очень-то расстраивало, так как я знала, что терплю все это ради Иешуа. Но Рибка, кажется, думала по-другому и принимала все происходящее слишком уж близко к сердцу.