Песни мертвых соловьев - Артем Мичурин

– Не доверяешь, значит?

Сиплый молча скривил физиономию, давая понять, что оскорблен самим фактом предположения иного.

– А чего ж тогда перед Ткачом распинался?

– Стрельбы не хотел. Я – человек мирный, да и тебя слишком хорошо знаю, чтобы рассчитывать только на один труп. А Ткач нам живой нужен. У меня на эту херову экспедицию большие планы. Не облажай все, дождись, пока я долю получу.

– А потом?

– Дело твое. Препятствовать не стану. Но и помощи больше не жди.

– Черт, до чего ж люди меняются. Раньше ты не был такой хладнокровной скотиной. Помнишь, как едва свинца не нажрался от Зуды Трехпалого, когда мешал добивать раненых? Прямо грудью на стволы кидался, про врачебную этику что-то там нес, про милосердие. Очень трогательно. Зудовы дегенераты до коликов хохотали.

– Я с тех пор поумнел.

– Эй, – обернулся ушедший метров на тридцать вперед Ткач, – вы двое, не отставать!

Спустя четыре с лишним часа командир скомандовал привал.

– Остановимся здесь, – оглядел он небольшую поляну. – В этом чертовом лесу, похоже, ничего более подходящего не найти.

– Точно, – Гейгер, тяжело дыша, опустился на задницу и хлебнул из фляги. – Не лес, а сущее наказание. Вот у меня под Вязниками совсем другое дело – сосны да лиственницы, будто мачты стоят, низом чистенько все, хоть гопака пляши. А тут шагу не ступишь, чтоб черта не помянуть. А, Ряба?

– Каюсь, грешен. Будто и впрямь сам Сатана чащобу эту насадил. Прости господи.

– Зато всякая пакость незамеченной не подберется, – Балаган скинул вещмешок и, аккуратно прислонив к нему «ПКМ», достал топорик.

– Лучше на это не уповать, – я выбрал себе местечко поровнее и раскатал подстилку. – Встречались мне такие тварюги, что и по битому стеклу бесшумно ступали.

– У тебя есть брат-близнец? – сострил Сиплый.

– Ты не безнадежен, но над шуткой нужно еще поработать, пока не очень смешно. А вот когда ночью диковинная зверушка тебе яйца откусит, будет гораздо веселее.

– А мы сейчас костерок организуем, – с серьезным выражением ответил Балаган.

– Костер – дело хорошее, но не всякий зверь огня боится. А уж что до разных выродков мутировавших, то их и сам черт не разберет.

– Хватит уже об нем на ночь глядя, – заворчал сапер.

– Дебри – не помеха, костер – не спасение, – ехидно подытожил Гейгер. – И что же ты, умник, предлагаешь? Может, гнездо на березе свить?

– Отговаривать не стану, ты – дядька опытный, поболе моего навидался. Но сам, если не возражаешь, ограничусь этим, – я вытащил из сидора небольшой стеклянный бутылек, обернутый мягкой ветошью.

– Наркота, что ли?

Услышав слово «наркота», молча готовящий лежанку Ткач опалил меня косым взглядом.

– Чтоб не заснуть, – уточнил Гейгер.

– Сейчас было б к месту, но, увы, это всего лишь моча волколака.

– Гонишь! – обернулся занятый рубкой хвороста Балаган.

– На, нюхни.

– Вот еще.

– Что такое? Букет резковат или боишься – хвост вырастет?

– Нашел дите… – пулеметчик попытался усмехнуться, но отпрянул со скривившейся физиономией, как только я поднес к нему бутылек. – Отвали на хуй!

Наблюдающая за происходящим публика отреагировала дружным хохотом.

– Ладно, пойду, окроплю подступы, чтоб разная шушера не совалась.

– Шушера, предположим, не сунется, а самого-то не приманим? – поинтересовался Ткач.

– Сомневаюсь, что здешние леса ими кишат, тесновато тут на брюхе ползать. Зато собак и волков отвадим на раз.

– Ну, валяй, не возражаю.

Ты смотри, не возражает он. Осчастливил высочайшим дозволением. Ненавижу командиров. Умом понимаю, что нужны они, никак иначе, а все равно с души воротит, когда распоряжаться мною пытаются. Отвык. С тех пор как с Валетом распрощались, только на себя, считай, и работал. То есть… На Хромого работал, на Фому, на картель. Но они, по крайней мере, не стояли над душой. Вот тебе вводная, вот аванс, иди, делай, как знаешь. Это по мне. А пастух – он стаду нужен, чтоб в одном направлении бежало. С пастухом можно голову вообще отключить, на чистых рефлексах оставаться. Так иной раз даже лучше, большинству капитанов нравится – не надо время тратить на увещевания. Сказано – делай, не сказано – жри казенную баланду и не отсвечивай, пока не подзовут. Как скотина, одним словом. Недельку выдержать можно, забавно поначалу. Ко второй все потихоньку начинает бесить. А под конец и вовсе еле сдерживаешься, чтоб не отрезать башку очередному горлопану, открывшему в себе гения тактики, стратегии и хозяйственного управления. Орет он на тебя, а ты смотришь в его зенки поросячьи и думаешь: «Силы небесные, даруйте мне терпение, укрепите волю мою, укротите гордыню мою, дабы не вырвал я ебанному ублюдку кадык, и не захлебнулся он собственной кровью в муках адовых». Это помогает переключиться с недоумка на припоминание текста и взять себя в руки. Есть и альтернативный способ – нужно представить, будто горластая тварь в этот самый момент сидит на карачках и гадит, тужится, аж морда кровью налилась, да еще и орет, словно яйца защемил. При наличии развитой фантазии картина из раздражающей сразу превращается в комичную. Тут главное не заржать, а то клоун обидится, и тогда уж придется отпускать тормоза, что чревато крупными, не поддающимися прогнозированию бедами…

За годы, прошедшие с того случая в коллекторе, припадок у меня случался трижды. В первый, точнее – во второй, раз все было так же, как с Бабой. Я и не понял, что произошло. Очнулся среди четырех мелко нашинкованных трупов в залитом кровью кабаке, где, казалось, всего секунду назад мирно потягивал пиво и старался не реагировать на косые взгляды и смелые реплики четырех кретинов за соседним столом. Времени бойня заняла, судя по всему, немного – часть посетителей питейного заведения с воплями ломилась наружу, когда я уже пришел в себя – но дохлые острословы выглядели так, будто их обрабатывали не меньше пяти минут.

В следующий раз, полтора года спустя, все происходило несколько иначе. Дело было на одной из узких улочек Коврова. Я выполнил там заказ, взятый по случаю, без посредников, и должен был получить остаток платежа. Но жадный клиент решил, что дешевле нанять троих головорезов из ближайшей подворотни. Те подкараулили меня по дороге к месту встречи. Двое были вооружены ножами, один – железным прутом. Ковров – город тихий, там много жандармов, и стрельбы они не любят. Приступ длился считаные секунды. Все началось с покалывания в пальцах, через мгновение тело скрутило судорогами, и понеслось. Хотя нет, понеслось – неверное определение. Поплыло. Размазалось во времени и пространстве. Улочка, стены домов, подзаборная шпана, решившая срубить денег полегкому – все полетело хороводом мимо моих рук и ножа. Это выглядело так, будто на разрисованную углем стену выплеснули ведро кровяной воды. Я не видел лиц, не слышал криков, только пролетающие мимо размытые силуэты, перечеркиваемые красными брызгами. Если б я не был обделен талантом живописца, то непременно воплотил бы ту феерию смерти в полотне. Она прекрасна. А вот ощущения после, как и в предыдущие разы, оставляют желать лучшего – мышцы болят, кости ломит, башка раскалывается. Хуже, чем с похмелья. Единственный плюс – блевать не тянет.