Скажи волкам, что я дома - Кэрол Рифка Брант

— Джун, о СПИДе тогда никто ничего не знал. Понимаешь? Когда мы с Финном встретились, даже слова такого еще не было.

— Тогда почему у меня в семье все считают, что это вы его заразили? Почему они так говорят?

Тоби запрокинул голову и закрыл глаза. Потом сделал глубокий вдох, открыл глаза и посмотрел на меня.

— Потому что мы решили так им сказать.

— Кто «мы»?

— Мы с Финном. Хотя в основном это было мое решение. Твоя мама считала само собой разумеющимся, что именно так все и было, и мы решили ее не разубеждать. Я сказал Финну, что не возражаю. Пусть будет так. Если ей от этого легче, пусть думает все, что хочет.

— Но…

— Давай не будем об этом, Джун. Это уже не имеет значения.

Но для меня это имело значение. Ведь это же несправедливо. Нельзя, чтобы Тоби брал всю вину на себя, если виноваты оба. В таком случае выходит, что вообще никто не виноват.

— Но почему Финн…

— Тсс, — Тоби приложил два пальца к моим губам. Его пальцы были шершавыми и сухими. Я напряженно замерла, и Тоби медленно убрал руку.

— Но…

— Я рассказываю тебе все это, потому что хочу, чтобы ты поняла, как сильно я любил твоего дядю. Если ты это поймешь, тогда, может быть… может быть, ты перестанешь меня ненавидеть. Финн был такой же, как ты. Он хотел сказать правду. Хотел, чтобы все знали, что никто не виноват. Это я настоял. Я его уговорил. Я любил его, Джун. И готов был принять всю вину на себя, если от этого Финну станет хотя бы немножечко легче. Это было мое решение. Я так хотел. И давай больше не будем об этом, ладно? Все уже в прошлом. Теперь это уже не имеет значения. Хорошо?

Я промолчала.

— Хорошо? — повторил Тоби. — Именно этого и хотел Финн. Правда.

«Откуда ты знаешь, чего хотел Финн?» — подумала я про себя. Но все же, пожав плечами, сказала:

— Да, наверное.

— Вот и договорились. — Тоби отвернулся к окну.

Мне хотелось заплакать. Даже не знаю почему. Не потому, что Тоби оказался таким благородным и великодушным. Не потому, что, возможно, никто в целом мире — никто, кроме меня, — никогда не узнает правду. Не потому, что теперь у меня наконец появилось что-то, что знала я, но не знала моя сестра, а я ничего не могла ей рассказать. Ни ей, ни кому-то еще. Я сидела, с трудом сдерживая слезы, и пыталась понять, откуда взялась эта невыносимая печаль. Я погрузилась в нее с головой и ждала, что она разъяснит мне, почему. И она разъяснила. Как будто шепнула мне на ухо:

Он любил Финна сильнее, чем ты.

Вот что сказала моя печаль. И я знала, что это правда.

Я буквально физически ощущала, как мое сердце сжимается в твердый холодный комок. Я не ревнивая. Я не ревнивая. Я не ревнивая, — мысленно повторяла я вновь и вновь, стараясь дышать медленнее и спокойнее. Я посмотрела на Тоби:

— А Финн… он писал ваши портреты? Хоть раз?

Мне самой не понравилось, как прозвучал мой вопрос. Так патетично и жалко. Так печально и злобно. Но Тоби, кажется, этого не заметил. Он поднял вверх указательный палец и сказал:

— Одну секунду.

Вскочил с дивана и принялся рыться в потайном ящике стола. Потом обернулся ко мне, улыбнулся и показал ключ, зажатый в руке.

— Ты ведь еще никогда не бывала в подвале, да?

Тоби был прав. Я никогда не бывала в подвале в подъезде Финна. Но моя мама бывала. Иногда по воскресеньям, когда Финн писал наш с Гретой портрет, мама спускалась в подвал, где была прачечная, чтобы помочь Финну со стиркой. Каждый раз, возвращаясь оттуда, она трясла головой и говорила, что больше никогда в жизни туда не пойдет. «Этот подвал — прямо готовые декорации для фильма ужасов», — сказала она однажды.

Тоби сунул ключ в карман.

— А что там, в подвале? — спросила я.

— Пойдем, я тебе покажу. — Он поманил меня двумя руками, словно долговязый Свенгали.

— Не знаю… А если я не хочу?

— Тебе понравится. Честное слово. Там у каждой квартиры своя «клетка». Что-то вроде большой камеры хранения с решетчатой дверью. Пойдем.

Мне очень живо представилась картина, как меня запирают в клетке в темном жутком подвале. Ведь я совершенно не знала Тоби. И он сам говорил, что ревновал меня к Финну. Может быть, он закроет меня в подвале, и никто даже не догадается, где я и что со мной.

Тоби весь сгорбился и наклонил голову набок.

— Пожалуйста, — сказал он так жалобно, что дальше некуда. Но потом вдруг оживился и распрямил спину. — Правда, Джун. Тебе понравится.

Я на секунду задумалась и пришла к выводу, что настоящий псих не стал бы упоминать решетки и клетки. Настоящий псих попытался бы заманить меня в подвал, обещая показать щеночка или что-нибудь в таком духе.

— Ладно, пойдемте, — сказала я. — Только вы идите вперед. И я хочу надеть куртку. — В куртке лежала моя перьевая ручка, и если бы что-то пошло не так, я бы пырнула ею Тоби.

Он поднял руки вверх.

— Конечно, конечно.

Мы вошли в лифт, и Тоби нажал на кнопку подвала. В тесном пространстве кабины пахло застарелым сигаретным дымом, но сквозь него пробивался приятный, свежий аромат душистого мыла.

— Тебе непременно понравится, — повторил Тоби, когда лифт со скрипом остановился и двери открылись. Тоби пошел вперед, я — за ним. Оглядевшись по сторонам, я подумала, что мама была права. Подвал и вправду напоминал декорации из фильма ужасов. От лифта вел узкий коридор с голыми лампочками, свисавшими с потолка. Пахло перегретой пылью. Когда-то белая краска на стенах давно пожелтела и начала осыпаться. Когда мы прошли чуть вперед, я увидела, что от главного коридора отходят короткие коридорчики, заканчивающиеся тупиками. В стенах были глубокие ниши размером с небольшую комнату. В некоторых из них на полу лежали грязные, замызганные матрасы — как будто там кто-то жил. Оглянувшись через плечо, я наблюдала, как закрываются двери лифта. Лифт заскрипел и, похоже, поехал наверх.

Я смотрела в спину Тоби, идущего впереди, и тихо радовалась про себя, что я здесь не одна. Вряд ли от Тоби была бы какая-то реальная помощь, если бы на нас вдруг набросился настоящий псих с топором, но вдвоем умирать все-таки веселее, чем в одиночку.

Мы прошли через прачечную. Сушилка работала, но никого рядом не было.

— Почти пришли, — сказал Тоби.

Мы завернули за угол и вышли в длинный коридор. С одной стороны была просто стена, а с другой — ряд отдельных отсеков, представлявших собой что-то вроде высоких, от пола до потолка, клеток из металлической сетки, запертых на висячие замки. Каждая клетка была шириной около трех метров и глубиной чуть ли не вдвое больше. Каждая освещалась голой лампочкой, свисающей с потолка. Я шла следом за Тоби вдоль ряда отсеков и рассматривала вещи, которые люди хранили в подвале. В основном это были картонные коробки, велосипеды и старые стулья. В одной клетке стояло чучело лисы, глядевшее прямо на меня. В другой — птичьи клетки, штук двадцать, не меньше. В третьей — три высоченные стопки невскрытых коробок с консервированным томатным супом.