Скажи волкам, что я дома - Кэрол Рифка Брант

Последним уроком была информатика. У нас в классе были ребята, которые уже перешли на программирование на Фортране, но я так и зависла на Бейсике. Уже не один месяц я пыталась написать программу для вычисления процентов, но не могла справиться даже с такой элементарной задачей. В тот день я вообще не притронулась к своему процентному калькулятору, потому что все мои мысли были заняты только вот этим: Позаботься о нем. Ради меня. Я вбила единственную программу, которая никогда не подводила.

Как зачарованная, я пялилась на экран, где прокручивались строки. Вернее, одна и та же строка. Одни и те же слова, вновь и вновь. Я ждала и надеялась, что компьютер окажется умнее меня. Что он остановит этот бессмысленный водопад слов, который я задала своей глупой командой, и все-таки даст мне ответ. Но он, конечно, не дал никакого ответа. Просто прокручивал на экране мой идиотский вопрос, пока мистер Кроутер не подошел к моему столу и не сказал, чтобы я занялась делом.

Когда я вернулась домой после школы, на автоответчике было два новых сообщения. Первое — от мамы: «Так, девчонки, я просто звоню сообщить, что мы привезем к ужину пиццу. Будем дома около восьми. Так что вы ничего не готовьте. Спокойно делайте уроки. Скоро увидимся. Я вас люблю».

И второе — от Греты: «Привет. Мам? Ну, или кто там сейчас… Мы с Мег поужинаем в кафе. Репетиция до девяти… в лучшем случае. Ну, пока».

Родители привезли пиццу с грибами и огромную порцию греческого салата. Я обожаю и то и другое, но в тот вечер у меня совершенно не было аппетита. Я сказала, что, кажется, заболеваю. Мама с папой по очереди потрогали мой лоб, а потом я ушла к себе.

Я целый час просидела над «Книгой дней», медленно перелистывая страницы в поисках еще каких-нибудь записей. Может быть, указаний, что именно мне нужно делать. Но ничего не нашла.

Мне было слышно, как Грета вернулась домой. Около половины десятого. Войдя к себе в комнату, она сразу включила магнитофон. «Первый день нового года» группы «U2». Услышав, что она начала подпевать, я прижалась ухом к стене. Мне нравилось слушать, как Грета поет. И особенно если она не знает, что я ее слушаю.

Я убрала «Книгу дней» под подушку и достала из рюкзака две банки «Ю-Ху», которые купила по дороге из школы. Потом вышла в коридор и постучалась к Грете. Она не ответила на мой стук, но я все равно вошла.

Грета стояла спиной к двери и переодевалась в пижаму. У меня была точно такая же пижама — фланелевая, в клетку. Бабушка Элбас всегда дарит нам с Гретой на Рождество одинаковые фланелевые пижамы.

— Тебе чего? — спросила Грета.

— Да так, ничего. Просто зашла поболтать.

— У тебя в расписании есть время на болтовню?

— Ладно, я поняла. Извини.

— Нет, — сказала она. — Это я просто шучу неудачно. Закрой дверь.

Я закрыла дверь и поставила банки «Ю-Ху» на стол. Стул был завален одеждой, и мне пришлось переложить ее на кровать, чтобы сесть.

Грета расстегнула бюстгальтер под пижамной кофтой и вытащила его через рукав. Потом повернулась ко мне. Увидев, что я пришла точно в такой же пижаме, она закатила глаза.

Грета была единственным человеком на свете, кому я могла бы рассказать о «Книге дней». И о просьбе Финна, которую он записал в этой книге. Грета грызла ногти, что не замечалось за ней уже много лет. Я сидела и пыталась решить, стоит ли ей довериться.

— Завтра ждем хореографа. Он вроде как должен приехать, — сказала она. — Так что завтра мы целый день пляшем. — Она опять отвернулась и принялась расчесывать волосы.

— Это хорошо или плохо?

— Это никак. Мне уже все равно. — Она быстро глянула на меня и сказала: — Можешь прийти посмотреть. Если хочешь.

— Не знаю. А никому не покажется странным, если я вдруг заявлюсь на просмотр? — Разговор грозил оборваться в любой момент, как это всегда было с Гретой.

— Нет, не покажется. Можешь присоединиться к нашим осветителям. Типа пришла им помочь.

— Грета?

— Что?

— А у тебя бывают такие моменты, когда ты не можешь понять, хочешь ты сделать какую-то вещь или нет? И даже если решаешь, что хочешь, тебе все равно непонятно, как это сделать?

Грета пытливо прищурилась, словно пытаясь прочесть у меня на лице все, что я недоговариваю. Потом ее губы медленно растянулись в улыбке.

— Я так и знала, — сказала она, садясь напротив меня. — У тебя кто-то есть. Все эти поздние возвращения. Якобы библиотеки. Макияжи. Господи, я так и думала, что у тебя появился какой-нибудь тайный бойфренд. Ну все, ты — труп! Ты труп…

— Нет у меня никого. Я совсем не об этом…

— Джун, послушай меня. Давай без глупостей. Ты не должна заниматься сексом, пока не будешь готова. Я имею в виду, абсолютно готова. Я не шучу. Знаешь, что было с Холли Уэстервелд, младшей сестрой Кери? Она всю жизнь будет об этом жалеть…

— Это не секс. Правда… — И тут я рассмеялась. Сама мысль, что моим тайным бойфрендом может быть Тоби, показалась настолько дурацкой, что я не смогла удержаться.

— Вот и прокололась. Ты сама выдала себя этим смехом.

— Нет. Перестань. Нет у меня никакого бойфренда. Да и кому бы могло взбрести в голову заниматься со мной этим самым? Подумай сама.

— Очень верно подмечено. Хотя кому-то могло и взбрести. Бен? Бен Деллахант? Это Бен, да? Он говорил мне, что ему нравятся твои сапоги.

— Вот пусть и займется этим самым с моими сапогами.

Мы обе расхохотались.

— Джун, ты извращенка!

Это было так классно: мы в одинаковых пижамах, сидим в комнате Греты и буквально давимся от смеха.

Грета вдруг перестала смеяться, и ее лицо сделалось очень серьезным.

— Джун, я не шучу. Не делай глупостей, ладно?

— Хорошо.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— И… ты только не обижайся… но если хочешь, я помогу тебе с макияжем. А то твоя боевая раскраска все-таки слишком уж боевая.

Я опять рассмеялась.

— Хорошо.

— Я так понимаю, ты точно будешь на вечеринке в следующую субботу.

Я в первый раз слышала про вечеринку, и, наверное, у меня на лице отразилось удивление.

— Опять в лесу, — сказала Грета. — Как в прошлый раз. Все актеры, и техсостав, и… Бен.

— Я не знаю.

— Знаешь-знаешь, — сказала она.

Теперь она снова напоминала ту Грету, какой была раньше. Девятилетнюю Грету, которая стояла в ожидании автобуса, сжимая в объятиях семилетнюю меня. Сестрички Элбас. Так нас все называли. Как будто нам и не нужны были свои собственные, отдельные имена. Словно мы были одним существом, единым и неделимым.