Смех Циклопа - Бернард Вербер

Он так издевался над богами, что перестал быть смешным и начал всех раздражать. Его прогнали с Олимпа.

Лишь Дионис продолжал дружить с Момусом. И тот научил его искусству комических куплетов. А главное, доверил ему секрет юмора: «Нельзя быть остроумным, если пьешь воду. Чтобы придумать убойную шутку, нужно подвергнуться магическому воздействию вина».

Эпикарм вдохновился этим мифологическим героем и написал первую комедию. Иммануил помог ввести в текст шутки, придумал сценографию и костюмы. А сам Эпикарм сочинил блестящие диалоги и отшлифовал психологические портреты персонажей.

Пришел день, когда пьесу «Момус» сыграли в маленьком театре неподалеку от Акрополя. Публика, удивленная необычным спектаклем, начала улыбаться, затем раздались взрывы хохота.

После окончания спектакля зрители не аплодировали. Воцарилась долгая тишина. Друзья не понимали, победа это или поражение. Иммануил первым захлопал в ладоши, весь театр последовал его примеру. Успех оказался триумфальным.

Эпикарм прославился на всю Грецию. После «Момуса» он написал «Безумного Геракла» и «Одиссея-перебежчика». Он брал трагедии и превращал их в комедии. Всего он написал тридцать пять пьес на мифологические сюжеты.

Потом, по совету Иммануила, в его произведениях появились герои из народа. Свет увидели «Котелки», «Крестьянин», «Грабежи». Вслед за успехом у простого зрителя пришел успех у аристократов. На спектаклях по пьесам Эпикарма и богачи, и бедняки хохотали до колик.

Авторы трагедий его ненавидели, называли его произведения «незамысловатыми», говорили, что его нельзя воспринимать всерьез.

Эпикарм отвечал, что именно этого и добивается – «чтобы его не воспринимали всерьез». Чтобы еще раз подтвердить могущество комического театра, Эпикарм вывел на сцену персонажей с человеческим телом и головой животного. Это увенчалось немедленным и продолжительным успехом.

Однажды, уже на склоне лет, Эпикарм, достигший вершины славы, встретился со своим старым другом Иммануилом.

– Помнишь, когда мы впервые встретились, тебя преследовали люди, которые хотели украсть твою тайну, – сказал Эпикарм. – Ты говорил о живом сокровище, о драконе, чей укус смертелен. Я часто думаю об этом. Что это за тайна?

Девяностодвухлетний Эпикарм дрожал всем телом, девяностопятилетний Иммануил выглядел не лучше.

В глазах старого еврея загорелся странный огонек.

– Ты действительно хочешь знать? И понимаешь, что, узнав эту тайну, можешь умереть?

Старый греческий комик медленно кивнул головой. Он был готов рискнуть. Тогда Иммануил принес маленький сундучок с надписью на древнееврейском языке.

– Подожди, я сам разберу, – сказал Эпикарм, желая показать другу, что он не забыл его уроки. Он начал медленно читать, сразу же переводя на греческий: – Бевакаша ло лигро. Так, бевакаша — пожалуйста. Ло — нет или не. Лигро – читать. «Пожалуйста, не читайте».

Иммануил протянул другу ключ от сундучка и торжественно произнес:

– Именно за этим сокровищем охотились ассирийцы. Теперь поступай так, как хочешь. Я никогда не открывал этот сундучок. Я просто хранитель. Ты должен сам решить, хочешь ли прочесть лежащий в нем пергамент.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник GLH

Он погибает, даже не успев понять, что произошло.

Рука сбрасывает труп на пол, измазав простыню кровью.

Ненавижу комаров.

Но под потолком уже кружит второй комар.

Лукреции не удается заснуть. Она встает. Утро. Пять часов, пять минут.

Он согласился участвовать в моем расследовании. САМ ИСИДОР КАТЦЕНБЕРГ СОГЛАСИЛСЯ УЧАСТВОВАТЬ В МОЕМ РАССЛЕДОВАНИИ!

Она разглядывает потолок, освещенный лампой, пытаясь обнаружить второго кровопийцу.

Великолепно. Хотя это стоило мне квартиры и Левиафана. За все нужно платить. И я готова платить.

Она видит комара, усевшегося на штору, и быстро прихлопывает его. Мужчина, спящий на диване, что-то бормочет во сне.

Он сказал, что хочет найти истоки.

Лукреция вынимает из пакета ноутбук и открывает его. Он не работает. Тогда она достает синюю шкатулку.

Подумать только, если бы Циклоп был слепым, он бы не погиб.

Его убил зрячий глаз.

Какой же текст мог произвести на него такое действие?

Неожиданно этот человек, любимец толпы, который вызывал всеобщую зависть и обладал всем, что только можно пожелать – деньгами, властью, женщинами, почетом, славой, – этот человек кажется ей жалким.

Видимо, превыше всего он ценил свое могущество, свои несметные богатства, свой убогий Версальский дворец, где братья служили ему как лакеи, а мать была поклонницей номер один. Его, наверное, как и меня сейчас, терзали бессонница и грусть. Ему было так грустно, что приходилось смеяться надо всем вокруг.

Нехватка одного всегда компенсируется избытком другого, говорит Исидор. Какая правильная мысль, она объясняет психологию любого, даже самого сложного человека.

Необычайное остроумие Дария объяснялось тем, что им безраздельно владели тревога и печаль.

Лукреция останавливается перед зеркалом.

И у меня избыток одних качеств компенсируется нехваткой других, Исидор отлично это понимает. Поэтому мое очарование на него не действует.

Она берет стул, ставит его у дивана. Из-под одеяла торчит голова ее товарища по приключениям.

– Кто ты, Исидор Катценберг? Почему ты так бесишь меня и так притягиваешь? – шепчет она.

Она вспоминает их первую встречу. Она занималась очень сложным расследованием, и Флоран Пеллегрини посоветовал ей обратиться за помощью к «свободному художнику», к «Шерлоку Холмсу научной журналистики». Но он предупредил: характер у этого парня, как у волка-одиночки, вернее, как у слона-одиночки.

И Лукреция узнала очень необычного человека. Необычным оказалось уже его жилище, водонапорная башня в форме песочных часов, расположенная в пригороде Парижа, за воротами Пантен.

Тогда у него не было телефона, и Лукреция не могла заранее договориться о встрече. Она просто пришла к нему в гости. Они познакомились. Оказалось, что внешне они разительно отличаются друг от друга. Она была миниатюрной, он был огромен.

Слон и мышь.

Он не хотел с ней разговаривать. И сделал все, чтобы внушить ей антипатию.

Она рассказала, что расследует смерть одного палеонтолога, и это привело ее к удивительному открытию, связанному с происхождением человека. Он заметил: «Если вас интересует прошлое человечества, значит, что у вас проблемы с вашим прошлым. Вы, очевидно, сирота». Эти слова подействовали на нее как пощечина.