Охотящиеся в ночи - Яна Алексеева

Надо было обернуться волчицей и собаку изобразить. Всего дел-то. А получилось и заумно и неудобно. Инстинкты не всегда срабатывают в верном направлении. А без Павла как-то не получается эффективно действовать. Он всегда задавал направление.

Но теперь что толку переживать?

Свесив вниз голову, я принялась наблюдать за прибывшими милиционерами. Те, что в форме, суетились поодаль, отгоняя любопытствующих, оперативники шуровали на катере. Молодой черноволосый парень, первым заглянувший в рубку, выскочил оттуда, резко сбледнув. Второй, светловолосый, тоже молодой, в потертой джинсе, явно прячущий истинное лицо под отсвечивающими синевой чарами, наложенными на серебряную серьгу, перебирал бумажки в толстой папке, одновременно ругаясь по телефону с кем-то, кто никак не желал присылать труповозку к речному вокзалу. Еще один, черноглазый, смуглый рыжеватый мужчина лет сорока, позевывая, выспрашивал у катерщика подробности. Как зовут, где работает, знает ли убитых, почему вообще подошел к этому причалу.

Любопытно. Я насторожилась.

— Хозяин катера — мой бывший одноклассник, Валентин Иванович Северян, — сглатывая, объяснил мужчина. — Живет в Питере, этим летом с сыном затеял круиз по Волге, и вот… Сам-то он… заночевал в гостинице, хотел сыну подарок сделать, чтобы тот не смущался на собственной вечеринке. А тут…

Он резко обернулся, в голосе прорезался страх. Взмахнув рукой, мужчина горько скривился. Тихая, неслышная людям волна ужаса прокатилась по бетону, отзываясь в груди сладким стонущим звуком лопнувшей струны. Следователь флегматично хмыкнул, отбросил с лица клок пропотевших волос, оторвался от записей и подозвал все еще переругивающегося с кем-то коллегу. Тот, закончив, прихватил подавшегося вперед катерщика за руку. Маскировка всколыхнулась, на миг приоткрывая истинные лица. Бледные до синевы, большеглазые изящные нелюди.

К ним спешил еще один человек, раздвигая толпу и легко просачиваясь сквозь цепь милиции. Могу поклясться, что он пришел не традиционным путем, а шагнул через всколыхнувшиеся тени. Нет, он не Пьющий кровь, он просто воспользовался рабочей пентаграммой. Слегка повеяло свежей кровью и пеплом.

Я подалась еще ниже, целясь когтями за стену. Итак.

Тихий, вкрадчивый, прекрасно поставленный голос. Уловив в нем завораживающие низкие нотки, прорывающиеся сквозь сдержанность, я переждала боль в висках. Снова всмотрелась, вслушалась, вчиталась, отрешаясь от давящей реальности. Резкие движения, нервно поджатые тонкие губы… Дорогой костюм, мятая рубашка и ошеломление, не сходящее с узкого, какого-то острого лица. Серо-синие глаза обшаривали лодку, на которой суетились люди. Некоторые — в белых халатах.

Сквозь смрад потной толпы и высыхающей на солнце крови пробился запах нового нелюдя. Морская вода, водоросли и немного сырой земли. Мои губы невольно растянулись в усмешке. Память предков развернулась, будто книга, предлагая варианты… Русал. Настоящий. Высший. Важная персона.

При его появлении толпа как-то сразу захолодела, будто в лед вплавилась, несмотря на вовсю припекающее солнце, не оставившее между опорами ни единого тенистого уголка. Утих гомон, любопытствующие начали отодвигаться в стороны, подальше от черты… Я раздраженно покосилась на скопление перхотных — отсюда прекрасно видно — макушек прямо под собой. Не дай тьма, кто-то наверх посмотрит. Вот ведь радость будет! Хотя какие-то они все заторможенные, подгребла их под себя тягучая волна общего настроения.

Мужчина в светлом летнем костюме подошел ближе, двое прячущихся под иллюзией нелюдей подались назад. А усталый человек-следователь ничего не ощутил и бестрепетно выдвинулся вперед, не давая гостю пересечь линию, обозначенную лентой.

— Что происходит? — поинтересовался новоприбывший.

— А вы кто и по какому вопросу? — хмуро задал встречный вопрос следователь. Он устал, не спал всю ночь, побаливало сердце и ныла нога в месте перелома, полученного давно, еще в детстве. Поэтому он был мрачен и зол. А этот модный и свежий, как огурчик, незнакомец вызывал раздражение. Отчетливый эмоциональный флер доносил до меня легчайший ветерок, кружащийся над водой и тонкой струйкой поднимающийся вверх.

Собравшись, вперед выступил катерщик:

— Валентин Иванович…

— Что происходит?

Наблюдая, я сползала все ниже.

— Вы кем приходитесь убитым? — резко повысил голос следователь, отдергивая руку от напарника, нервно пытающегося привлечь к себе внимание. — Не родственник? Так выйдите, пожалуйста, за линию. Родственникам и свидетелям мы пришлем повестку. Будьте любезны! — И уперся в грудь надвигающегося Валентина Ивановича рукой.

Тот было дернулся, собираясь перехватить запястье следователя, потом опомнился и отошел. Не за линию оцепления, но все же. Следом двинулся катерщик. Оба они исчезли из поля зрения. Их тихий разговор приглушился воем сирены. На причалы вырулил потрепанный зеленый пазик с красными крестами.

На катере резко засуетились какие-то люди. Что-то громыхнуло. Старший следователь крикнул:

— Не утопите улики!

Один из «белых халатов» засмеялся, и его едва не выкинули за борт за это неуместное веселье.

Не обращая внимания на шум, я сосредоточенно вслушивалась в разговор. Модуляции голоса русала отзывались в груди дрожью. Этот род славится чарующими волшебными песнями. Сколько легенд существует.

— …Сергеевича я его уведомил сам.

— Зол?

— Тебя не винит. Будто у владыки Азовского анклава мало врагов… Займутся наши люди…

— А если…

— Не здесь. И не они.

И как это все увязать в нечто осмысленное?

Нависая над головами смещающихся в сторону зевак, я сама себе напоминала летучую мышь. В висках застучала кровь, пальцы, впившиеся в бетон, занемели. Я все больше сползала куда-то вниз, пытаясь уловить голос русала. Ну еще чуть-чуть!

— …сегодня вечером созовем родовой совет. Уведоми семейство Свертхал…

Свертхальде? Это, кажется, магическая династия. При чем здесь они?

Тут с катера люди в синих халатах, от которых так отчетливо несло мертвой плотью и формалином, начали выносить тела. Пластиковые мешки колыхались, пока их перетаскивали по трапу, поднимали наверх и укладывали на носилки.

Любопытствующая толпа подалась назад.

А я, в надежде услышать еще что-нибудь, прильнула к бетону и слегка потянулась, извернувшись и цепляясь ногами. Под когтями хрустнуло серое крошево, колени потеряли опору и поехали вниз, оставляя на серой отвесной поверхности клочки кожи и капли крови.

В груди похолодело. Жалобно царапнув воздух, я ухнула вниз. В темной слепой истерике, судорожно изогнувшись, провалилась в изменение. Со смачным шлепком на камни приземлилась уже волчицей. В панике крутнулась вокруг оси, но толпа не обратила внимания на посторонние шумы.

Только какая-то женщина обернулась на миг, придерживая рукой толстенную сумку. Я, припадая на заднюю лапу, подалась назад. Поджала хвост, опустила морду и заискивающе поглядела на тетку, вырвавшуюся из завороженного людского круговорота. Та отвернулась. Я фыркнула.