Закон землеройки - Александр Косарев

– А если Данилыч нас прищучит? – опасливо скосил глаза в сторону монастыря Толик.

– Скажем, что не спалось, вот и решили, мол, начать с рассветом. А вообще ты лучше молчи, я сам найду, что сказать.

На том и разошлись. Бригадир отправился искать помощника для перемещения помпы, а я стал бродить по территории монастыря в поисках деталей для сачка. Размах развернувшейся во владениях отца Аристарха масштабной стройки меня откровенно поразил: одних только фундаментов под будущие здания здесь было залито уже не менее семи! А уж работа вокруг них кипела так, будто прямо завтра должна была прибыть комиссия из самой Москвы.

Осмотрев несколько свалок со строительным мусором, я подыскал-таки вскоре три составные части для сачка: длинный кусок витой арматуры, трехметровый березовый брус и треугольный лоскут штукатурной сетки. Для соединения их в одно целое требовались тиски и хотя бы простейшие инструменты, поэтому, поблуждав по владениям отца Аристарха еще недолго, я наткнулся в итоге на расположенную в полуподвале Стрельбищенской башни кузницу. Спустившись по гранитным ступеням в просторное, разделенное арочными опорами подземелье, пошел на звук точильного станка.

У небольшого верстака, заваленного гнутыми полосами фигурного железа, работали двое: приземистый седоусый мужчина в круглых очках и атлетически сложенный парень в драном фартуке и засаленной кепке. Дождавшись, пока они закончат возиться с очередной конструкцией, я приблизился и вежливо попросил:

– Уважаемые, не позволите ли мне попользоваться вашими тисками, молотком и плоскогубцами?

Мастеровые переглянулись, а потом дружно, словно мысленно сговорившись, указали пальцами вправо от себя.

– Там тиски на втором верстаке увидишь, – пояснил атлет неожиданно тонким голосом, – а молотки в ящиках найдешь.

Удалившись в указанном направлении, я попал в угловую комнату, где стояли горн, наковальня и длинный верстак, обшитый листовым железом. Поиск нужных мне инструментов много времени не отнял, и с работой я управился довольно быстро. Примотав треугольный черпак к палке толстой проволокой, я взвесил получившееся изделие в руке и совершил им несколько размашистых движений. Два первых пробных замаха обошлись без последствий, а вот на третьем длинный сачок крайне неудачно зацепил стоявшие на кирпичных полках предметы, и те со звоном посыпались на пол.

Мысленно обругав себя за неуклюжесть, я отставил злополучный инструмент в сторону и начал подбирать и ставить на место упавшие предметы, оказавшиеся свинченными попарно тиглями. Неожиданно на поверхности одного из тиглей я заметил засохшую серебристую капельку. Сколупнул ее ногтем, поднес к глазам и подумал: «Неужели серебряная?! Если да, тогда можно, наверное, пролить свет и на появление в окрестностях монастыря серебряных пуль. Кажется, определить серебро химическим путем довольно просто… Ладно, потом вспомню». Спрятав кусочек блестящего металла в карман, я взял сачок и в некотором замешательстве вышел в основное помещение, где сразу наткнулся на насмешливые взгляды слесарей, обращенные к моей корявой поделке.

– Никак, бабочек ловить собрались? – ехидно спросил усатый.

– Ага, ночных, – поддержал я шутку и, поблагодарив обоих за оказанную услугу, двинулся к выходу.

Однако парень-атлет, с метровой длины клещами наперевес, преградил, к моему удивлению, мне дорогу.

– Слыхал, вы в нашем пруду клад отыскали, – продолжил меж тем усатый. – И вроде бы с этой целью аж из самой столицы к нам пожаловали…

Хотя вопросов и не прозвучало, ответов от меня явно ждали.

– Да, я действительно приехал из Москвы, – не стал я отрицать столь безобидного факта. – А вот относительно клада вас, боюсь, ввели в заблуждение. На дне пруда мы обнаружили лишь странные баллоны с неведомым содержимым. Судя по виду, они были сброшены в воду либо во время войны, либо сразу по ее окончании. А если вас еще что-то интересует, обратитесь лучше к отцу Аристарху, ибо очистку пруда затеял именно он.

Железных дел мастера озадаченно переглянулись, и увесистые клещи неохотно перекочевали на наковальню. Путь к двери был свободен, и я не преминул им воспользоваться, хотя эпизод с «допросом» оставил в душе неприятный осадок. Чтобы в дальнейшем сократить нежелательные встречи до минимума, потащил в итоге свой сачок к пруду кружным путем, по самой длинной тропе, зато опушки сада достиг благополучно. Там я внимательно осмотрелся и, убедившись, что рядом никого нет, забросил инструмент в заросли молодых березок. Потом неторопливо побрел к трапезной, поскольку близился вечер, тело ныло, в животе урчало и хотелось только одного: упасть на горизонтальную поверхность с куском мяса в зубах. Как по заказу, в этот момент чуть надтреснуто прозвонил колокол, оповещавший обитателей монастыря об окончании работ и скором ужине. Я невольно прибавил шагу, а у дверей трапезной неожиданно встретил Митяню.

– Ну здравствуй, дружок, – протянул я ему руку. – И где ж ты, интересно, пропадал все последние дни?

– Добренького здоровьица и вам, Александр Григорьевич, – кивнул он в ответ. А потом отвел глаза и, преувеличенно озабоченно потерев шею, продолжил: – Да меня за цементом в Майкоп гоняли. Сегодня вот только вернулся…

– Привез?

– Куда ж я денусь? Прикатил пару машин. Да только этим цементом с городскими властями надо делиться: они ведь машины давали. Четверть груза требуют!

Тут в моем кармане вновь зажужжал мобильник, и я, извинившись, отошел.

– Так нам ждать вас сегодня? – сходу задал мне вопрос Владислав.

– Нет, дружище, ты уж извини. Сегодня я решил заночевать в монастыре. Передавай привет сестре и родителям. До встречи!..

На ночь меня определили в крохотную комнатку, вмещавшую лишь две армейские кровати, вешалку для одежды да полку с церковными книгами. Равнодушно скользнув взглядом по их обтрепанным корешкам, я сбросил грязную одежду прямо на пол, залез под одеяло и закрыл глаза. Картинки дневных воспоминаний быстро перешли в разряд беспокойных снов, терзающих человека, как правило, либо поздней осенью, либо после переутомления. А поскольку разговоры всех последних дней крутились в основном вокруг немецкого захоронения в пруду да найденного в Черногрудине старого оружия, сон мне привиделся, разумеется, соответствующий.

…В мрачном и будто бы припорошенном угольной пылью помещении возле меня топтались люди в полосатых одеждах, а я загружал в устрашающего вида печь подаваемые ими длинные свертки. Это было жутко и одновременно увлекательно, ведь когда вспыхивал очередной сверток, тьма вокруг слегка рассеивалась, и я осознавал, что опасности в непосредственной близости от меня нет.

Потом я каким-то чудом перенесся на съемки телевизионной передачи. За круглым столом восседали хмурые незнакомые мужчины, один из которых по команде человека за операторским пультом взял вскоре лист бумаги и деревянным голосом начал читать: «Советское правительство заявляет о своем протесте против использования газа "Циклон-Б" в экспериментах по умерщвлению людей…» – «Какие, к черту, протесты?! – хотелось крикнуть мне. – Всё давно уже на потоке! Я сам каждую ночь вязанки трупов в крематории сжигаю!» Я напрягал голосовые связки изо всех сил, но почему-то не мог вымолвить ни слова. И в этот момент чья-то рука вдруг крепко сжала мне горло…