Игнатий Лойола - Анна Ветлугина

Несмотря на видения и проповеди, учился Лойола старательно и за два года смог освоить латынь и основы теологии. Пришла пора изучать свободные искусства. Учитель посоветовал ему идти за этим в Алькалу. Иниго пришлось уходить тайком, иначе бы за ним увязались преданные школяры и восторженные служанки.

С трудом одолев долгий путь, Лойола отдыхал на площади перед собором Святых Детей, главной церковью Алькалы. Более тысячи лет назад, в 306 году, на этом месте по приказу императора Диоклетиана замучили двух христианских мальчиков. В этом городе мореплаватель Колумб впервые встретился с Изабеллой и Фердинандом. А ещё в часовне Святых Детей крестили инфанту Каталину, ныне английскую королеву, которую когда-то в незапамятные времена юный Иниго называл дамой сердца.

Посмотрев на аистов, заполонивших площадь, и послушав их клёкот и щёлканье, Лойола достал чашку для милостыни и сел на ступени собора, закутавшись в плащ скорее от печали, чем от холода. Стоял май 1526 года. Странник снова нуждался. Деньги, полученные им от Исабель, предназначались только для учения. Ему повезло. Он прибыл сюда в воскресенье, и толпа милосердных христиан как раз покидала собор после воскресной службы.

— Посмотрите на него! Здоров как бык и попрошайничает! — два клирика направились к Иниго явно не с дружелюбными целями.

— Иди работай! — неприязненно подхватил какой-то ремесленник, проходивший мимо, и даже сделал движение в сторону Иниго, будто собираясь пнуть.

— А вы не ошиблись? — громко, с интересом спросил Лойола. — Вы точно знаете, кому положена милостыня, а кому нет? Ведь очень легко ошибиться.

— Чего тут ошибаться, всё ясно, — проворчал ремесленник, но клирики решили продолжить беседу.

Один с ехидцей поинтересовался:

— То есть, ты считаешь, тебе положено попрошайничать? Может, ты сам святой Франциск? Докажи это, и я брошу что-нибудь в твою чашку.

Любопытные прихожане останавливались послушать спор, высказывали мнения, нелестные для Иниго.

— Бог докажет, — ответил он, вставая. Забрал чашку, снял плащ, повесил его на руку и двинулся прочь. Все увидели его изуродованную правую ногу, намного короче левой, и замолчали, пристыженные.

Из толпы выступил человек в серой одежде и бросился вслед уходящему:

— Постой! Я — управляющий странноприимным домом Богородицы Милосердной. Приглашаю тебя жить у нас.

...И вновь всё время, остающееся после учёбы, Лойола тратил на «вразумление душ», проповедуя на улицах и площадях. И здесь, как в Барселоне, за ним ходили толпы самого различного люда. Экзальтированные дамы исправно падали в обморок от его красочных рассказов. Одна сеньора даже собралась публично самобичеваться, но почему-то не смогла поднять руку. Появилось у него и несколько верных товарищей, всюду ходивших за ним и готовых выполнить любое его поручение.

Нехватки в подаянии он больше не испытывал и мог снова помогать другим нищим, по своему обычаю. Особенно много средств давал известный в городе печатник и богач дон Мигель де Эгиа. Семья печатника полюбила Лойолу, его часто звали обедать, с ним советовались, как с духовником.

Однажды они осматривали печатные станки, и дон Мигель сказал ему:

— Дорогой друг, было бы лучше для тебя проповедовать под крышей, для специально приглашённых, а не на улицах. Слухи о тебе дошли до Толедо, тобою заинтересовалась инквизиция.

— Инквизиторы? — удивился Лойола. — Зачем я им?

— Видишь ли, — объяснил печатник, — даже один проповедник, не имеющий сана, вызывает подозрение. А у тебя целых четверо помощников. Инквизиторы считают вас «дерюжниками» или того хуже — «озарёнными». И те и другие запрещены. Недавно в Толедо как раз отлучали от церкви «озарённых». Попомни мои слова, инквизиция устроит вам резню!

— «Дерюжники», «озарённые»... — Иниго пожал плечами. — А кто это такие? Кажется, сектанты?

— Они самые, — отвечал Мигель, — и вы, если не вдаваться в подробности, очень похожи на них.

Лойола усмехнулся.

— Ну какие из нас еретики? Мы веруем в Христа, признаем таинства.

Печатник даже руками развёл.

— Я удивляюсь, как ты с твоим умом и прозорливостью ухитряешься проповедовать, абсолютно не представляя себе, чем сейчас живёт церковь. Ты хоть знаешь, что творится в Германии?

— Нет, — честно признался Лойола. — Расскажи.

— У них война. Настоящая война из-за веры. И все они вроде бы признают Христа, но по-разному.

— Совесть у них не приживается! — пробормотал Иниго. — А поподробнее, Мигель?

В этот момент в залу со станками торопливо вошёл брат Мигеля, дон Диего, также покровительствующий Лойоле.

— Вы здесь. Хорошо, — он перевёл дух, — я всюду искал нашего проповедника, хочу предупредить: завтра приедут инквизиторы. Будут расследовать, что за общество организовывает уличные проповеди, не согласуя их с церковью.

— Я говорил тебе, Иниго! — горестно воскликнул Мигель. — Может, вас спрятать?

— Зачем же? — возразил Лойола. — Будем уповать на Бога. Если мы правы — Он защитит нас. А пока... Мигель, расскажи всё-таки: что там случилось в Германии?

— Проповедники, пожалуй, самое большое зло, какое можно себе представить в нашем деле, — сказал Людвиг, разглядывая собственноручно нарисованные листки.

Он, как выяснилось, тоже рисовал неплохо. Правда, до Альмы ему всё же было далеко.

— Они льют яд в умы своими проповедями, — продолжал он. — Мы работаем месяцами, объясняя людям такое понятие, как «свобода». Они же могут свести на нет весь наш труд одним выступлением. Выразятся покрасивее и — народ пускает слезу. Особенно бабы.

— То, чем мы занимаемся, тоже можно назвать проповедничеством, — возразил Альбрехт. Людвиг раздражённо отшвырнул листок:

— Фром-бер-гер! Мы не проповедуем, а ведём разъяснительную работу! Понимаешь разницу?

— Понимаю, — буркнул Альбрехт. Спорить не хотелось. Разницы особой он, если честно, не видел. Он вообще стал брюзгливым и раздражительным.

Прошёл уже год, как их выгнали из замка курфюрста, а он всё не мог забыть Альму и не знал, как найти её. Мало того, что его бы теперь не пустили в замок, у него не получалось даже попасть в окрестности Айзенаха.

Мюнцер гонял своих помощников, как ветер облака.

Вчера они «разъясняли» важные мысли крестьянам в Южном Шварвальде, дабы те не организовывали «неправильных» мелких восстаний, а копили силы на большую войну. Сегодня — обращались к лейпцигским беднякам. А завтра собирались подкладывать специальные выпуски листков веймарским зажиточным бюргерам.

Это не означало постоянных поездок, ведь собственных лошадей студиозусы, разумеется, не имели. Они могли передвигаться только с обозами — медленно и не прямо к цели. Порой так и происходило, но чаще они просто передавали сделанные листки нарочному и возвращались в печатню работать.