До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

преступном скрадывании таинственной рукописи с попутным проникновением в девичью квартиру. Прямо готический дамский роман с детективной интригой и влажными мечтаниями о неуловимом поклоннике, который сперва, значит, оказывает знаки внимания дистанционно, а потом придумывает вариант, позволяющий поиграться с девулькой лично, но так, чтобы девулька не разглядела подробностей.

– Как-как? – переспросила Наташа, и Аня, скривившись, пробормотала громче и надсаднее:

– Как птенец, который только вылупился, слепой, мокрый и без крыльев, из гнезда выпал, а там кошка смотрит. И ждет.

Она беззвучно заревела. Андрей, еле сдерживаясь, спросил пухлую красотку, тут же привычно приобнявшую реву-корову:

– Следы взлома были?

Та, мотнув головой, сказала:

– Дверь открытой была, а я закрыла, я же сказала.

– Уверена?

Красотка сердито отвернулась и успокаивающе заворковала что-то соседке на ухо. Блин, они не лесбы часом, как теперь модно, подумал Андрей с отвращением, и уточнил:

– Вы сами что-нибудь подозрительное увидели или услышали?

Красотка глянула на него зверем и раздраженно сообщила:

– Говорю же: Анька в туалете заперлась, кто-то телефон и очки ее забрал и перепрятал, и это точно не я.

А эта сейчас скажет: «И точно не я», подумал Андрей, но эта только шмыгнула носом и затряслась. Актрисочка фиговая, но честная.

Пора было заканчивать с этим детским садом, но, поймав взгляд Наташки, он решил еще немного побыть сдержанным и конструктивным, и уточнил:

– Но с очков и телефона отпечатки снимать бесполезно, вы их захватали уже, так?

Обе девицы вскинулись и уставились на него одинаковыми взглядами – сперва туповато-растерянными, потом виноватыми. Лет двадцать назад такая реакция Андрея веселила, а теперь чего-то нет. Времени было жалко.

– Рукопись исчезла ведь, – напористо заявила красотка.

– Ты сама эту рукопись видела? – не выдержал Андрей и добавил, коли она так сразу кивнула: – Читала?

Красотка открыла и закрыла рот, и оглянулась на плаксу. Плакса опять сморщилась, хлюпнула и уткнулась подбородком в неснятый шарф.

– Я видела, – сказала Наташка.

Андрей вздохнул.

– Ладно. Переписка с этим Климом у тебя сохранилась?

Плакса подняла голову и сказала, глядя на него почему-то с отчаянным вызовом:

– Нет. Он аккаунт удалил, переписка тоже удалилась, а скрины я сделать не успела.

– И рукопись сфоткать не успела, только собиралась? – уточнил Андрей.

Плакса кивнула еще отчаяннее, уголки губ у нее поползли вниз, как у Пряничного человечка в мультике про Шрека.

Андрей с Наташкой переглянулись. Наташка пожала плечами, он ответил тем же, и спросил:

– И на вашем собрании Клим тоже был?

– Это не тот, – поспешно сказала плакса. – Он специально им назвался, наверное, чтобы я с ним разговаривать начала, но сам он не тот, точно.

О, ты что-то и точно говорить можешь, воскликнул бы Андрей, кабы не Наташка. Она смотрела на него сурово и моляще, как одна только и умела.

– Разберемся, – привычно пообещал Андрей. – Где-то он это имя подцепил же.

– В группе нашей, – опять встряла плакса, хотя ее уже ни о чем не спрашивали. – Клим, ну, настоящий, там троллил дедов немножко, а они велись, вот этот и зацепился.

– В группе хоть ваша переписка сохранилась, никто ее не удалил с аккаунтом вместе?

Плакса испуганно выхватила телефон, удивительно быстро перетасовала разномастные картинки и сунула экранчик Андрею под нос. Андрей, не глядя, сказал Наташке:

– Ссылочку мне брось, и список участников совещания.

Наташка кивнула и глянула на плаксу. Та явно хотела возразить, но, шмыгнув, тоже кивнула и завозилась в телефоне.

– Ладно, – сказал Андрей. – Понятно, что ничего не понятно, но попробуем…

И тут позвонил Руслан.

Андрей выслушал его, сказал, что будет через пятнадцать минут, сухо попрощался с девичьим трио и пошел к двери. Трио молча смотрело ему вслед.

Наташа окликнула его уже в коридоре – выскочила все-таки.

– Наташ, потом, вызов срочный, – сказал Андрей, переминаясь все-таки на месте.

Наташка ускорилась и едва успела затормозить, подлетев к брату.

– Я видела рукопись, – сказала она, чуть задыхаясь.

– Вот и хорошо, – нетерпеливо ответил Андрей. – Наташ, ну правда, времени…

– Поняла уж, как хорошо. Ты ведь явно решил, что Аня всё выдумала на пустом месте.

– Или не на пустом, а теперь это скрывает. Сама же видишь – кривляется, рыдает, как в кино.

– Андрейк, она всегда такая.

– Да ладно?

Наташка сурово напомнила:

– Ей двадцати еще нет, в себя приди.

– А знаешь, что они в пятнадцать творят?

– Знаю. То, что ваши провокаторы им напоют.

Андрей ругнулся про себя, а вслух сказал:

– Не начинай, а?

– Я начинаю? – уточнила Наташка.

– Всё, забыли, – с усилием сказал Андрей и пошел к лестнице.

Ему пришлось приостановиться, чтобы дослушать. Зря.

– Я не забыла, – сказать Наташка. – И не забуду. Но ты прав, что торопишься. Там важнее. Всегда есть вещи важнее, чем посаженный в тюрьму ребенок, провокаторы, насилие и скотство, убитая мама и прочие вопросы жизни, смерти, чести и смысла.

Андрей кивнул и пошел по лестнице, пытаясь ступать твердо, не подворачивать ногу, не бить кулаком по перилам, покрытым гладкой серой краской поверх корявых старых слоев, и не орать. Почти получилось.

Письмо с гугловской почты «Редакция журнала “Пламя”» со ссылкой на группу в соцсети и списком литактива, тусовавшего в издательстве, пришло, когда Андрей уже садился в машину. Он пробежался по списку буквально одним глазом и тут же позабыл. Но вспомнить пришлось довольно быстро – едва добрался до места, миновал отгонявшего зевак сержанта и выслушал первые слова Руслана, выскочившего навстречу.

– Погодь, – сказал Андрей, выдергивая телефон. – Дарченко Максим Эдуардович, тысяча девятьсот пятидесятого. Этот, правильно?

– Да, и жена его, Виктория Владленовна, пятьдесят седьмого, – подтвердил Руслан. – У него колотые и резаные, там кровища, бал вампиров просто. А жену задушили.

Он помолчал и добавил:

– Проводом от лампы. С подкручиванием.

Глава четвертая

Константин Вячеславович не принимал студентов на дому.

Многие принимали, но не он. Не видел смысла еще с тех пор, когда в этом не было никакого риска. Дом – это крепость, а зачем допускать в крепость недоброжелателей, тем более врагов? Слух про роман преподавателя со студенткой и тем более сама мысль о половой связи в обмен на зачет вызывали у него омерзение и укрепляли Константина Вячеславовича в презрительной уверенности, что лиц женского пола на инженерные и математические дисциплины брать нельзя. Пусть занимаются филологией и прочей болтовней.

Отступил он от своего принципа один раз – и страшно разочаровался. Студентка с бриллиантовым мышлением, легко и остроумно решавшая задачи из кандидатского минимума, была единственной, с кем он занимался и после лекций на кафедре, и в научной библиотеке университета, и дома, под хмурыми взглядами матушки, еще живой и еще мечтавшей женить засидевшегося