Тебя ждёт наказание - Ронни Траумер

что раньше, когда бутылку хлестнул, а на ногах стоишь, словно до этого одну газировку пил. И, может, и пил бы дальше, если бы мне не позвонили.

– Здравствуйте, мы нашли ваш контакт как близкий родственник Антона Горюнова, – раздается на том конце.

– Да, я его сын, и что? – хриплым от пьянки голосом спрашиваю я, поворачиваясь с бока на спину и протирая глаза.

– Дело в том, что к нам в больницу привезли вашего отца, и нам положено сообщить родственникам, он в тяжёлом состоянии, – тараторит девушка, а я, поморщившись, убираю телефон от уха.

– Ну спасибо, что сообщили, – бурчу я.

– Центральная… – пытается сказать что-то ещё, но я уже отключаю звонок.

Мне нет до него дела, он для меня умер в тот момент, когда я узнал, что он причастен ко всему тому говну, что происходит в моей жизни. Конечно же, самая главная причина, из-за которой я не хочу его знать, это убийство моего сына. Но почему мне паршиво? Почему червячок сомнений уже пробивает себе путь к моему мозгу, собираясь грызть его всю оставшуюся жизнь.

«Не могу и не хочу его видеть. Никогда не прощу, и мне не о чём с ним разговаривать», – повторяю, наматывая круги по пустому дому, уже который час. Но всё равно, чувство, что меня в спину толкают невидимые руки.

– К чёрту! Съезжу, только чтобы совесть не мучила, – говорю себе под нос и направляюсь в ванную комнату.

Приняв освежающий душ, переодеваюсь в чистую одежду и первый раз за эту неделю выхожу из дома. На улице погода под стать моему состоянию – паршивее некуда. Сев в тачку, завожу мотор и звоню начальнику охраны отца. А получив информацию, в какой же больнице он находится, отключаю звонок, не желая слушать оправдания мужчины.

Мне плевать, что с отцом случилось, почему охрана не уследила и почему мне не сообщили они, а позвонили из больницы. Я еду туда ради себя! Чтобы не чувствовать вину, что не посмотрел в глаза человеку, который дал мне жизнь и сам же её испортил.

Паркуюсь у больницы и неторопливым шагом поднимаюсь по ступенькам. На регистратуре спрашиваю у женщины средних лет, где я могу найти отца, и, получив информацию, направляюсь к его палате. Но только я приближаюсь к нужной мне двери, как навстречу мне выходит мужчина в белом халате.

– Добрый день, вы к кому? – интересуется врач.

– К нему, – киваю за его спиной.

– Вы Филипп? – спрашивает он, чуть наклонив голову на бок.

– Филипп, – отвечаю и прищуриваюсь. – А откуда…

– Он вас звал, – отвечает мужчина. – У вашего отца проблемы с давлением. Большие проблемы, и, к сожалению, мы не можем ничем помочь, – с горечью в голосе ставит меня в известность.

И как бы я не хотел не реагировать, но не получается. Я его ненавижу и не прощу никогда, но новости о том, что он при смерти, всё равно не оставляют меня равнодушным.

Не найдя слов, я просто киваю, обхожу врача и, толкнув дверь, вхожу в палату, где на больничной койке лежит мой отец.

– Филипп, – едва слышно говорит он и пытается улыбаться.

Не нахожу ни сил, ни желания подойти к нему, так что, подперев стену плечом, прячу руки в карманы брюк и смотрю на него с расстояния в полтора метра.

– Прости меня, – чужим, сиплым голосом. – Я виноват, я так виноват. Но я… он жив, – выдаёт он, и я не сразу понимаю о чём речь. – Я не такая скотина, я не смог. А он, как и эта сука – живучий.

Во мне просыпается нешуточная ярость, сердце сходит с ума и бьётся так громко, что рискует сломать пару рёбер.

– Я заплатил. Много. Чтобы его отдали в дом малютки, – тем временем продолжает отец. – Больше я ничего о нём не знаю.

– Почему? – цежу сквозь зубы, сверля в нём дыру. – Почему не сказал раньше?

– Зачем тебе этот ребёнок? Ты должен был жениться на Арине, она бы не приняла его. А ты бы искал и, я уверен, нашёл бы, к нам в дом бы привёз. Отпрыска от шлюхи, который унаследовал то, что я собирал за всю свою жизнь.

На языке вертятся одни маты, ни одного приличного слова. А руки чешутся что-нибудь сломать. Точнее челюсть кому-то.

– Но теперь мне всё равно, за мной уже смерть пришла, я это чувствую.

– Совесть проснулась?! – нервно хмыкаю, едва сдерживая гнев.

– Нет, но раз тебе это так надо, то решил сказать.

Вот же засранец старый!

– «Так надо»? – делаю пару шагов к нему и нависаю сверху. – Ты испортил мою жизнь! – ору на него во весь голос.

– Ты сам себе её испортил, когда спутался с этой шлюхой, – глядя мне в глаза, говорит он, и я сжимаю кулаки до хруста костяшек.

– Ненавижу тебя! – шиплю я. – Ты мерзкий человек, и ты заслужил всё, что с тобой случилось. Подохнешь в одиночестве и тишине, может хоть сейчас подумаешь, какую хреновую жизнь ты прожил и что в итоге имеешь. Меня ты больше не увидишь, – выплюнул ему всё в лицо и, развернувшись, прошёл прочь.

Твою мать!

Пять лет! Прошло пять лет! Мой сын где-то там один, когда оба его родители живы и ведут войну между собой. Я должен его найти, и я носом землю рыть буду, но найду его!

* * *

Рой землю или не рой, но пять лет большой срок, и я уже несколько дней оббиваю пороги, чтобы найти нашего с Анной сына. Первым порывом, когда вышел из больницы, было поехать к Анне и рассказать всё. Но, вспомнив о её болезни, её приступе и эмоционально тяжелом состоянии, я решил, что лучше не расстраивать её лишний раз. Желание обрадовать её подталкивает ещё больше к поискам. Нет, я и сам очень хочу найти нашего ребёнка, ничего и никогда не хотел так сильно. Но увидеть улыбку на лице Анны – это будет как луч солнца среди чёрных туч.

Я полетел в Москву тем же вечером и, подключив старого знакомого, начал поиски с точки этого кошмара, а именно с больницы, куда Анну привели после аварии.

– Мужчина, я вам в сотый раз повторяю, что мы не даём такие сведения чужим людям, – с нажимом и раздражительностью в голосе говорит женщина за стойкой регистрации.

– Я вам в сотый раз сообщаю, что я родственник, – пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев, стараюсь говорить максимально спокойно.

– Ну так предоставьте мне документ, что вы являетесь родственником, – писклявый голос режет слух,