Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Большинство столиков были заняты. Клаудио схватил Жюльетт за руку и потащил к единственному свободному столику в уголке.

— Надеюсь, Джульетта, вам понравится. Вы должны знать, что здесь подают самое лучшее жаркое из овощей во всем Риме.

Жюльетт были по душе эти восторженные заверения молодого человека, который постоянно улыбался и подмигивал, словно сам себя не воспринимал всерьез. Поэтому Жюльетт не придала значения, когда Клаудио громко, так что было слышно за соседними столиками, заявил:

— Джульетта, вы — самая прекрасная женщина, с которой я когда-либо ужинал!

— Schmeichler,[18]— сказала Жульетт по-немецки.

— Schmeichler? — переспросил Клаудио. — А что такое «Schmeichler»?

Внезапно из-за соседнего столика раздался низкий грудной голос:

— Adulatore.[19]

Голос принадлежал полному мужчине с коротко подстриженными седыми волосами и ухоженными бакенбардами, который сидел один. Подмигнув, Клаудио поблагодарил услужливого соседа за помощь в переводе, затем наклонился к Жюльетт и, прикрыв рот ладонью, тихо сказал:

— Сумасшедший писатель из Германии. Частенько приходит сюда позавтракать.

— Но сейчас же полвосьмого! Как он может сидеть здесь за завтраком?

— Это вы у него лучше спросите, Джульетта, — ответил Клаудио, быстро взглянув на соседний столик. — Говорят, он спит целый день, а ночью работает. Разве он не похож на церковного князя шестнадцатого века?

Жюльетт, изучая меню, украдкой поглядывала на соседа. Она отметила его импозантный вид и должна была признать, что Клаудио прав. Конечно же, она заказала «самое лучшее жаркое из овощей во всем Риме» и по совету Клаудио вино «Кастелли» с Албанских гор. На Пьяцца Навона спустилась ночь. Хотя весна еще не наступила, погода была вполне весенней. Жюльетт не могла наглядеться на дома и церкви, обрамлявшие площадь подобно трехмерным картонным декорациям.

— Мы, итальянцы, влюблены в наши площади, — сказал Клаудио, поймав восхищенный взгляд Жюльетт, — поэтому в нашем языке площадь женского рода. У вас, немцев, площадь мужского рода. Вероятно, в этом и заключается причина того, что у ваших площадей такое кровавое прошлое.

Совсем неглупые мысли у этого мальчика, подумала Жюльетт.

— Но вы не расстраивайтесь, Джульетта, — продолжал Клаудио. — У этой прекрасной площади тоже кровавое прошлое. Во времена римлян здесь были беговая дорожка и цирк для гладиаторов. Позже из его стен выросли дома и церкви. А четыреста лет назад по праздникам римляне по колено заливали Пьяцца водой, потому что их это забавляло.

Официант принес жареные морепродукты. Но прежде чем они приступили к еде, Клаудио протянул Жюльетт через стол фотокопию.

— Должен вам кое в чем признаться, — сказал он, приняв расстроенный вид. — От меня не укрылось ваше разочарование, когда я не смог вам помочь. Честно говоря, я знал, что именно вы ищете, но мне не хотелось выкладывать это сразу. В противном случае я вряд ли увидел бы вас еще раз. Вот посмотрите. Вероятно, это то, что вы искали.

Жюльетт бросила взгляд на лист бумаги и нахмурилась.

— Вы наверняка этого не знали, не так ли? — сказал Клаудио. — «Приговор после скандала с Леонардо — семь лет лишения свободы для укрывателя краденого Альберто Ф.».

— Альберто Фазолино, — тихо произнесла Жюльетт. — Я догадывалась. — Она быстро пробежала глазами статью и как бы между прочим спросила: — Когда это было?

— Сообщение датировано июнем 1986. Тут говорится, что Альберто Ф. продал картину маслом Леонардо да Винчи одной из американских компаний за тридцать пять миллионов долларов. Картина, как и все произведения Леонардо, не была подписана, но полотно и краски соответствовали времени написания, и все эксперты были едины во мнении, что речь идет о настоящем Леонардо. К счастью, компания попросила знакомого рентгенолога обследовать картину более внимательно. При этом выяснилось, что под мнимым Леонардо находилась картина Розарио Бертуччи, не очень известного художника. Бертуччи был украден из одного музея за два года до описываемых событий.

Жюльетт рассеянно кивнула.

— А теперь, Джульетта, — произнес Клаудио, указывая на великолепно сервированную еду, — угощайтесь, пока не остыло. О скандале с Леонардо мы можем поговорить позже.

Он поднял бокал и торжественно сказал:

— За прекраснейшую женщину в мире, ужинать с которой я имею честь и удовольствие. Салют, Джульетта!

Хотя Жюльетт было совершенно не до смеха, слова Клаудио рассмешили ее. Уже одно то, как он произносил ее имя, оправдывало поездку в Рим. Что касается самой атмосферы вечерней Пьяццы, то теплый воздух, вино, огни — все это способствовало тому, чтобы на пару часов забыть о негодовании, злобе и страхе.

Омары и «Кастелли» замечательно дополняли друг друга, и Жюльетт, сделав большой глоток, сказала:

— Я тоже должна вам кое в чем признаться, Клаудио.

Молодой человек бросил на нее лукавый взгляд. Он догадывался, что сейчас произойдет, и не обманулся в своих предположениях.

— Я вовсе никакая не журналистка, — заявила Жюльетт, — I я вам солгала.

— Я знаю, — спокойно ответил Клаудио.

— Знаете?

— Конечно. Журналистки ведут себя совершенно иначе. Они приходят каждый день ко мне, десятка по два. Большинство строят из себя Клеопатру, собирающуюся положить себе на грудь змею, или мадам Кюри после открытия радия.

— В любом случае… мне жаль, Клаудио. Я не журналистка, я — хозяйка галереи.

— Ага. Значит, у вас были веские причины вести себя подобным образом.

Жюльетт огляделась вокруг, чтобы проверить, не подслушивают ли их. Толстый писатель расправился со своим завтраком и ушел.

— Клаудио, — сказала Жюльетт, — я вам доверяю. Я оказалась в ужасной ситуации. Этот Альберто Ф., — она ткнула пальцем в газетную вырезку, — продал мне картины за полмиллиона немецких марок. Не подделки, оригиналы высокого класса. Несколько недель эти картины висели в моей галерее. Но в какой-то момент оригиналы были подменены копиями, а я не заметила этого. Однако мне не поверили и даже предъявили обвинение в мошенничестве.

Лицо Клаудио посерьезнело.

— Dio mio,[20]этого не может быть!

— К сожалению, может. Увидев эту газетную вырезку, я больше не сомневаюсь.

— Но вы же говорили, что картины, приобретенные вами у Фазолино, были оригиналами. Откуда же вы знаете, что именно Фазолино стоит за подменой?

— Когда картины находились еще в Риме, у него была возможность заказать копии. Затем он продал мне оригиналы, поскольку знал, что я буду проверять картины перед покупкой. После того как я выставила их у себя в галерее, у меня не было причин сомневаться в их подлинности. Затем он подослал профессионалов, которые проникли в мою галерею и подменили оригиналы подделками.