Синдром выгорания любви - Людмила Феррис

— Подтверждаю, передал. Она их сразу положила в стол.

— Покажите, в какой ящик стола Котенкова положила полученные от вас деньги?

Крючков подошел к столу и ткнул пальцем в верхний ящик. Следователь продолжал говорить так монотонно, что у Котенковой застучало в висках. Каким же это она чутьем поняла, что от денег нужно немедленно избавиться? Словно гончая, почуявшая зайца. Господи, как хорошо, что девчонка на пути попалась!

— За какую услугу вы передали Котенковой деньги?

— За продажу квартиры пенсионерки, которая перешла жить в дом-интернат.

— Я надеюсь, что все эти слова будут иметь под собой доказательства, — Антонина видела, как изменилось лицо следователя, когда он не нашел денег в верхнем ящике стола. Он открыл второй ящик, третий, понятые перетаптывались с ноги на ногу, вытягивая шеи.

— Пока ничего нет, никаких денег, — опять нудно произнес он.

— Что вы ищете? — Антонина, наконец, успокоилась.

Ее сердце перестало подпрыгивать, и, главное, пришедшие не заметили ее смятения.

— У меня нет и не было никаких денег. Мало ли кто меня оговорить хочет! Где доказательства, где деньги? Я ничего не получала и о продаже квартиры слышу первый раз. Я хочу пригласить адвоката.

— Антонина Михайловна, я прошу вас проехать с нами.

— Я арестована?

— Пока задержаны, мы продолжим беседу в отделении. Просто побеседуем.

Крючков тупо и сосредоточенно смотрел невидящим взглядом в одно место.

О происшествии в кабинете директора в доме-интернате узнали сразу, кто-то видел, кто-то слышал, кто-то пересказал.

— Юля! Мухина! Ты слышала, что Антонину увезли, — Кристина тряслась как осиновый лист.

— Да мало ли что говорят?!

— Увезли, девчонки с соседнего поста сами видели, как она выходила в сопровождении полицейских. Значит, за мной тоже придут скоро.

— Немедленно возьми себя в руки! Ты помнишь, что мы все с тобой обговорили? Нужны доказательства. Доказательства предоставляются суду, и только суд решает, виновен ли человек, совершил он преступление или нет, — Юлька при этом потрогала карман, заколотый на булавку, где тихо и мирно обитали доказательства: пачка денег, спонтанно отданная ей Котенковой. А если сейчас у всего персонала начнут делать обыск, как она будет объясняться? Тут никакой Егор Петрович не поможет.

— Мне плохо, трясет всю. Давай пойдем в подсобку, горячего глотнем.

— Ой, Кристина, не надо нервничать, нас шмонать никто не собирается.

В подсобке на тумбочке стояла грязная посуда, а под столом валялся целлофановый пакет. Юлька разозлилась.

— А это что такое? Я за вами мыть тут не нанималась, только вымою, опять грязную посуду сложат. Ладно, старики за собой убирать не могут, но вы-то, медсестрички-лисички, сами можете стаканчики помыть! Что за дела?

— Да ладно, разворчалась! Да это мне бабка из пятой палаты приперла, говорит, наша Нинка этот пакет выкинула в помойку, а она увидела да притащила назад, сунула, думает, что там лекарства. Полоумные бабки, что с них взять! Выкину опять, нечего склад устраивать. Сейчас проверки начнутся, и столы будут смотреть, и тумбочки. Надо все вычистить.

— Вот и убирай сама! — Юлька в сердцах отодвинула грязные стаканы.

— Как ты думаешь, что Антонине будет?

— Адвоката дорогого наймет, и отмажут ее.

— Даже если она виновата?

— Да знаешь, сколько виноватых землю топчут, а невинных — сидят?

— Там, наверное, Алексей Сурин был, у нее в кабинете.

— Наверное, не зря он тут все высматривал да тебе голову морочил.

— О, что за мешок фокусника?!

Кристина вытащила из пакета маску, на которую была наклеена черно-белая фотография мужчины, и перчатки.

— Дай сюда, — Юля взяла маску и внимательно посмотрела на фотографию. Она показалась ей знакомой.

— Кристина, ну-ка примерь!

— Да ну тебя!

— Давай, давай, поучаствуй в моем следственном эксперименте.

— Ой, Мухина, — Кристина приставила маску к лицу. — На кого я похожа?

Юля знала ответ на этот вопрос — на Александра Гулько!

28 лет назад

Прасковья Щукина никогда не была нервной женщиной, она умела держать себя в руках, что бы ни случилось. Но сегодня был странный день. Женщина понимала, что у нее есть возможность выбора: бояться или перестать бояться. Тревога ей была отвратительна, как и страх, который разливался по всему телу. Даже в воздухе чувствовалось напряжение, нервозность, неопределенность и другие признаки грядущей беды. Все это обострилось в тысячекратном размере, когда в парикмахерскую вошла Райка. Надетое ею красное платье выглядело как вызов, брошенный всем. Паша сразу поняла: что-то случилось. «Красное облако» двигалось прямо к Щукиной.

— Паша, Паша, — Райка не могла говорить, ее трясло.

— Что-нибудь случилось? Ты, наконец, выяснила с ним отношения?

— Да! Вот отношения точно выяснила! Теперь полный мрак впереди, тупик, конец!

— Давай-ка от кресла отойдем и от чужих ушей, — Паша видела, как прислушиваются к их разговору другие девчонки. В маленькой комнате, которую все называли подсобкой, никого не было. Паша закрыла дверь изнутри и обратилась к Райке:

— Ну, теперь спокойно расскажи, что случилось.

— Мне не до спокойствия нынче. Я сейчас круги по городу нарезала, час, наверное, ходила.

— Что случилось?

— Жена нас застала! — Райка завизжала, вспоминая с ужасом, что случилось в квартире.

— Жена?

— Жена, жена! Твоя Клара! Ты не ослышалась. Она залетела как фурия и просто накинулась на Сашу.

— О господи!

— Да, да! Она ворвалась в квартиру! Как она туда попала?

— Она могла следить за вами! Тебе это в голову не приходило? Саша — мужчина видный, с деньгами, какая жена захочет его терять?

— Следила за нами? Нет, я об этом не подумала. Я напугалась очень.

— Да, некрасивая сцена, наверное, получилась, — довольно улыбнулась Паша, вспоминая, как настойчиво предлагала Кларе Андреевне взять ключ от квартиры, где ее муж собирался встречаться с любовницей.

Гулько отказывалась, нервничала, не верила.

— Паша, мне кажется, это из области фантазий. Мой муж — не идеал, но чтобы ходить по чужим квартирам с молоденькими девушками — вряд ли.

— Клара Андреевна, мне, в общем, все равно, с кем и куда ходит ваш муж, но об этом уже весь город говорит. Мне обидно, когда говорят, что жена узнает обо всем последней. Может, я, конечно, и жалеть буду, что сказала вам лишнее, меня клиентка просила ничего вам не говорить, но я, как порядочный человек, считаю, что вы должны об этом знать.