Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн

Хотя Меньшиков, Шульгин и Дикий были запрещены в СССР, политика коммунистических вождей в отношении советских евреев немало поспособствовала позднейшему успеху ультраправых расистских теорий в среде советской партийной и государственной элиты. Теоретическое переосмысление Сталиным классовой борьбы придало особый импульс этому процессу. Израильский специалист по русской истории остроумно замечает, что в СССР «классы создавались и уничтожались в зависимости от сиюминутных потребностей большевистской пропаганды».[190] То же самое можно сказать и о «врагах народа».

Расправившись с теми, кого Сталин считал буржуазными элементами (кулаки, старые специалисты, партийная оппозиция, ультралевые большевики), в послевоенную эпоху сталинский режим придумал себе нового врага. Таковыми оказались безродные космополиты (эвфемизм, обозначающий деятелей советской науки, искусства и культуры еврейского происхождения). В 1948 г. эту социальную группу заклеймили как антипатриотически настроенную, идеологически вредную, политически враждебную и даже занятую шпионажем против Советского государства. К этой группе относили литературных и театральных критиков, членов Еврейского антифашистского комитета, писателей на идише и кремлевских врачей. Разумеется, «холодная война» и создание Государства Израиль послужили важнейшими политическими событиями, которые помогают осмыслить более глубоко настоящие причины новой советской охоты на ведьм и превращения евреев во внутренних врагов. В Советском Союзе мало кто сомневался, что в действительности речь шла о преследовании не столько влиятельных деятелей науки и искусства, сколько евреев в целом, до того считавшихся самым лояльным из советских национальных меньшинств.

Антиеврейские лозунги позднесталинского периода парадоксальным образом напоминали обвинения ультраправых, хотя советская власть формулировала свой антисемитизм в классовых понятиях (интеллигенция), а русские эмигрантские публицисты — в понятиях расовых (евреи). Еврейские интеллигенты изображались в советской пропаганде в обличье вредоносных паразитов, замаскированных шпионов на службе западных разведок и угодливых слуг международной сионистской буржуазии. Они предательски скрывают свое происхождение под русскими псевдонимами. Советские граждане должны раз и навсегда разоблачить этих врагов народа, сорвав с них маску притворства и лицемерия.

Режим успешно справился с этой задачей. Были арестованы члены Еврейского антифашистского комитета, проведены массовые чистки научноисследовательских институтов, откуда изгнали специалистов еврейского происхождения. Из государственных учреждений поувольняли служащих с пятой графой, по всей стране поразгоняли еврейские театры и издательства, а затем втихаря расстреляли выдающихся идишских писателей. В разгар ареста кремлевских врачей-евреев, будто бы планировавших отравить — и якобы отравивших — высших руководителей Советского государства, страна готова была взорваться полномасштабными погромами.

Послесталинское руководство осудило откровенно антисемитскую кампанию 1940-х и начала 1950-х гг. и реабилитировало жертв репрессий. Тем не менее в период расцвета послевоенный сталинский режим стал напрямую ассоциироваться с государственным антисемитизмом. Более того, эпоха гонений на безродных космополитов сделала всенародным достоянием все те ультраправые клише, которые до того либо не осознавались как откровенно расистские, либо отвергались как националистические. Недавно рассекреченные надзорные дела прокуратуры о низовой крамоле свидетельствуют о глубоко укоренившихся расовых предрассудках среди простых советских граждан на всех ступенях общественной лестницы.[191]

После 1950-х гг. антисемитизм приобрел широкое хождение в среде советской правящей и культурной элиты. Будучи учениками сталинских ретроградов, в 1940–1950-е гг. коммунистические лидеры в Высшей партийной школе (от комсомольского вождя Семичастного до партийного лидера Горбачева) впитывали антисемитские идеи вместе с основами коммунистического воспитания.[192] Разделившись на сталинистов и антисталинистов во время хрущевской оттепели, различные партийные группировки продвигали свою идеологию, активно используя средства массовой информации. Антисталинисты проталкивали либерализацию, оказывая покровительство таким журналам, как «Новый мир», «Юность» и «Дошкольное образование». Твердолобые же избрали им в противовес такие журналы, как «Молодая гвардия», «Наш современник» и «Москва», превратив их в платформу националистически настроенных партийных группировок, известных как неформальная «Русская партия».

Покуда либералы развенчивали сталинизм и восстанавливали ленинские партийные нормы, сталинисты устраивали публичную порку литераторам еврейского происхождения ради «продвижения интересов титульной нации».[193] При этом партийные либералы пользовались марксистской терминологией и ссылались на классические марксистские сочинения; их противники пользовались терминами: государство, нация, раса.

Вырядив идею русской исключительности в одеяния советского патриотизма, ксенофобски-националистические литературные журналы, с одобрения партийных идеологов-сталинистов, в период между 1971 и 1981 г. удвоили тираж. Редакционные комитеты этих журналов — и круг их авторов — упражнялись в различных формах национализма и ксенофобии, даже не заботясь о том, чтобы представить их читателю как идеологически приемлемую классовую борьбу. Мы найдем в этих журналах литературные эксперименты по всему ультраправому спектру — евразийство, арианизм, расизм, неопозитивизм, социальный дарвинизм, руссоцентризм, русский националистический этатизм, ксенофобию и антисемитизм. В течение 20 лет до прихода к власти генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова они пользовались неслыханной свободой слова, практически недоступной журналистам-либералам. Впечатлившись терпимостью советских руководителей к названным журналам, ведущая французская советолог поставила «диссидентство» ультраправых под вопрос и предложила считать их неотъемлемой частью советского официоза.[194]